Одна девочка – с грязным лицом и глазами, как у белки в капкане – прошептала:
– Там нельзя расти. Там… забудешь, что ты растёшь.
– Взрослые вас не ищут?
– Они думают, что мы уже были. Или ещё не появились.
Настасья почувствовала, как у неё под кожей ползёт озноб.
– Вы здесь одни?
– Мы следим. Чтобы время не ушло.
Она села рядом.
– А как его удержать?
– Не спать.
– Всю ночь?
– Всю жизнь.
В другом конце деревни Игорь сел на лавку.
К нему подсел старик, лысый, с ухом, как у кота: надорванным и чёрным.
– Зовут меня Зосим. Или звали. Или будут. Хрен разберёшь.
– Здравствуйте.
– Ты уже здоровался.
– Нет. Только что подошли.
– Вот и я о том же.
Он засмеялся. Смех был как шелест старой бумаги.
– Слушай, программер.
– Простите?
– Не спрашивай. Я слыхал, как ты хочешь «планировать» Песочню. Ты вешай эти слова, как бельё. Может, кто увидит.
– Вы – местный?
– Я – остаток. Местность во мне. Кости давно стали архивом. Только… всё не закроют.
– Как вы здесь живёте?
– Мы не живём. Мы повторяем. Как цикл. Утро – как вчера, но чуть… левее. Понимаешь?
– Не совсем.
– Вот и правильно. Кто здесь всё понимает – быстро перестаёт быть.
Жбан вернулся в амбар. Настасья уже ждала. KPI дремала у стены.
– Здесь… дети живут отдельно, – сказала она.
– А взрослые – отдельно от всего.
Он сел.
Смотрел в пол.
– Здесь… не просто нет структуры. Здесь память – вода. Прольёшь – и нет.
Настасья взглянула в его глаза.
– Ты дрожишь.
– Я боюсь, что если останусь здесь дольше – я тоже начну… путать дни.
Что однажды скажу: «Я был Игорь», и сам не поверю.
Она обняла его. Тихо. Без слов.
Варвара в это время смотрела в сторону амбара.
– Он чувствует, – сказала она старикам. – Значит, он уже теряет.
Утром Игорь проснулся от того, что KPI спала, положив пятачок ему на плечо.
Он не знал, что хуже: сны без времени или сны, где хрюшка была project manager.
Он вышел наружу. Настасья спала с ножом в руке. Даже во сне.
– Не менять, а изучать, – пробормотал он. – Agile наизнанку.
Он вышел на окраину деревни, туда, где вчера ему показали старый, заброшенный колодец.
Дети говорили, что в нём вода не отражает, а вспоминает.
Колодец был облеплен паутиной, глиной и тишиной.
Жбан наклонился.
Первое, что он увидел – небо. Второе – себя.
Но не таким, как сейчас.
Он был в мундире с меховой оторочкой, вокруг – люди, кланяющиеся, позади – штандарт Орды, перекроенный с какими-то офисными значками.