Пространство на этом уровне перестаёт быть просто сценой или фоном, оно становится частью онтологической опоры человека в мире. Сюда относятся переживания дома как основания, мира как угрозы или тюрьмы, горизонтали как символа покоя и вертикали как устремления. Этот уровень, описываемый также в экзистенциальной феноменологии (М. Хайдеггер, Г. Башляр), открывает доступ к корневым движениям души и к экзистенциальной природе выбора среды.
Каждый из этих уровней активен в структуре ПЭП и проявляется в повседневном поведении, в оценках окружающего, в выборе форм, ритмов, материалов, освещённости, и даже в маршрутах передвижения по пространству. Совокупность этих слоёв делает паттерн не только устойчивым и повторяющимся, но и глубоко личностным, интуитивно распознаваемым в телесной и эмоциональной реакции, а также потенциально поддающимся мягкой трансформации при работе с образами, ассоциациями и пространственными практиками.
Таким образом, четырёхуровневая модель позволяет рассматривать ПЭП как живую многомерную систему, в которой тело, символ, память и экзистенция соединяются в уникальную структуру восприятия среды.
На практике, ПЭП проявляются как повторяющиеся сценарии проживания, кто-то чувствует себя безопасно только в тесных помещениях и панически избегает открытых пространств, кто-то испытывает ресурс в хаосе креативной студии, а у кого-то ностальгический уют вызывается запахом воска в школьном коридоре.
Эти паттерны, как внутренние схемы «настройки» среды – могут быть диагностированы через проективные техники, телесные отклики, визуальные ассоциации, а также через анализ «карты среды» клиента.
Работа с ПЭП в консультативной практике позволяет выявить глубинные бессознательные конфликты и ресурсные опоры, трансформировать застывшие переживания, активизировать телесную осознанность и восстановить чувство «обитаемости» мира.
Для нас, понятие пространственно-эмоционального паттерна формирует новый язык описания психического опыта в среде, объединяя объективные и субъективные параметры, телесные и символические формы, личные истории и архетипические фигуры. Это делает его центральным инструментом пространственно-ориентированной психологии, подхода, в котором человек мыслится не вне среды, а как существо, чья душа и тело живут в диалоге с местом.