Вадима начинала бить сильная нервная дрожь, когда он вспоминал, как несколько раз, пока никто не видел, подходил к «ниссану» и собирался подрезать тормозные шланги, но каждый раз в последний момент отдёргивал дрожащую руку. Нет, он не смог стать убийцей, даже из мести. Чувство вседозволенности и алкоголь совершили возмездие без него, Вадима.
Но мать в это не поверила. Узнав об аварии, она смотрела на сына и упорно твердила:
– Это ты что-то в машине сделал. Ты же механик. Ты понимаешь в этом…
– Нет, мама, нет! Я ремонтирую машины, а не ломаю их.
– Их машина была в твоём автосервисе за сорок минут до аварии, – не уступала мать.
– Я даже не подходил к этой машине. Лёха сам выполнял заказ.
– Ты врёшь! Ты врёшь мне! От того, что мой сын стал убийцей, Танечку не вернёшь! – и женщина заходилась в истеричном плаче. Вадим не спорил больше и не пытался оправдываться. Убийца, так убийца. А ведь он мог бы им стать… Он хотел им стать каждый раз, когда подходил к этой машине. Хотел, но не стал. Видно, было что-то, что мешало перейти последнюю грань. Наивный добрый взгляд Танечки выплывал из памяти. Он так и видел своим внутренним зрением, как она отрицательно качает головой и грустно улыбается. Если она была бы жива, то не захотела бы видеть брата убийцей. Только это и остановило Вадима тогда.
Глава третья. Пожар
Без музыки жизнь была бы ошибкой.
Фридрих Ницше
Тётя Рая впервые в жизни оказалась в большом зале консерватории, она с благоговейным восхищением разглядывала балконы и галерку, бельэтаж и партер. Сама она надела длинное вечернее платье в пол, которое она специально попросила у соседки на вечер, чтобы сходить в нём на премьеру. И кресла, великолепные мягкие кресла, обитые бордовым бархатом, были так удобны! Тяжёлый занавес на сцене раздвинулся, и концерт начался. Конферансье в чёрном смокинге объявил первый номер программы. Тётя Рая от волнения ничего не видела и не слышала. Она ждала выхода своей племянницы. И когда Анфиса появилась перед зрительным залом в серебристо-голубом невесомом платье в пол, сердце тёти Раи учащённо забилось. Она даже прижала ладошку к груди, боясь, что не справится с волнением. Анфиса встала возле большого рояля и запела:
В горнице моей светло
Это от ночной звезды.
Матушка возьмёт ведро,
Молча принесёт воды.