– Будете стоять столько, сколько нужно. Теперь понятен смысл фразы «Один за всех, и все за одного!»? Вечный бой! А покой вам будет только сниться. Усвоили?..
Враждебное молчание в строю сгущается настолько, что солдафонская туша точно ощущает его собственным поганым нутром. Это – единственное, чем мы можем выразить жгучую ненависть. Мы знаем, что он думает о нас, он знает, что мы думаем о нём. По-моему, мы с таким садистом родились на разных «родинах», и им вряд ли когда сойтись. Вся мутотень о липовом равенстве в законах придумана такими же скотами, как Мухоед, чтобы запудрить нижестоящим мозги.
Так продолжается довольно долго. Нам прибавляют и прибавляют по десять минут. Истёк уже час. Внезапно Роман падает. Брякнулся прямо снопом. И лежит. Все в смятении: помочь или стоять дальше?
Подскакивают ефрейтора̀, переворачивают солдата, бьют по щекам:
– Эй, очнись!
Бляблин непонимающе открывает глаза. Капитан приказывает отвести его в умывалку. Следом раздаются команды «Разойдись» и «Приготовиться к отбою». Слава тебе, Господи, что помог нам! За счёт того несчастного?
* * *
Да, такова наша служба, как выясняется.
Когда в Волгограде я прибыл на призывной пункт, то сам напросился в десантуру. Шёл в армию с полной уверенностью, что стану, если не героем Советского Союза, так хотя бы бравым воякой. У нас как в стране? Разве ты мужчина, если служили или – упаси боже, конечно! – не сидел. А сидело половина из мужского населения, насколько я понимаю. А вот если не служил… То точно хворой. И я не мог допустить напрасных обвинений в собственный адрес! Стыдобища же перед родными и близкими!
У меня было отличное преимущество перед прочими – занимался в парашютной секции, когда учился в мединституте. Даже совершил три прыжка с «кукурузника». Ощущения были сверхкайфовые, хотя мандраж, когда тебя ни-че-го не держит в воздухе, ощущался.
Правда, с учёбой в вузе не задалось. Проклятая несчастная любовь – из-за неё захандрил, и забросил её подальше к ядрёной фене. В результате эсэсэсэрская действительность определила выбор за меня. Однажды весенним утром я вышел из подъезда белой девятиэтажки (мы только-только переехали сюда из старого дома). Мать собралась провожать до военкомата. Бабуля плакала, стоя на балконе. Из окна моей квартиры на втором этаже неслось: «Беле-е-т мой парус такой одинокий на фоне стальных кораблей…». Любил я бесшабашного Андрея Миронова; его песни вдохновляли необыкновенно, потому и поставил напоследок пластинку с неунывающим артистом. И так простился с гражданской молодостью.