Сейчас я не спорил, принимая вид кающегося грешника. Зачем накалять внутриполитическую обстановку? Ещё в карцер упекут.
Но замполит не отставал. Увещевал, как священник на исповеди:
– Ты мне не звезди. Вижу, что врёшь. Что за народ! Не учитываете наглядных преимуществ социализма! Сколько уже рассказывал на политзанятиях о подлых приёмчиках западных спецслужб. Тебя же могли завербовать за дешёвое тряпьё!
Я опять согласно кивал, вспоминая при этом народную язвительность: «Солнце встаёт весеннее, и птицы поют по-прежнему.// Спасибо родимой партии и лично товарищу Брежневу». Правда, от маминых подружек слышал уже откровеннее: «Ни колготок, н конфет.// Нафиг нужен этот дед!». «В нужных дедах, – не сомневался я, – они получше меня разбираются».
Так коли тотальный дефицит всех уже достал, то почему бы не навариться на перепродаже импортных тряпок? Я был из той самой категории, о которых в советской киношке припечатали: «Некоторую часть молодёжи (будь уверен: «совсем маленькую») Западу удалось разложить». Почему разлагалась, диктор не объяснял. И я ничего не мог с собой поделать – уж очень хотелось жить нормально, не в дерьме копошиться, как большинство. И разве виноват, что большинство тоже упорно жаждало одеваться у «презренного меньшинства» в заграничное шмотьё? Или всё-таки большинство тоже благополучно разложилось, только не признавалось в подлом упадничестве? Сплошь вопросы! И не понятно, где истина, где ложь. По крайней мере, на лекциях по как бы НАУЧНОМУ коммунизму ответов не давали. Лишь твердили: «Учение Ленина верно уже потому, что верно». Все кто против – ренегаты и предатели. И не тявкай, коли в твою башку лезут крамольные идейки. Иначе…». Но я как-то позволил себе подумать: «Что если социалистическую и капиталистическую системы объединить? Чего они бодаются? Зажили бы вместе, не тужили». Да кто ж позволит! Даже в мыслях трудно представить невероятное: чтобы Союз уступил дорогу Западу, или тот ему. А о развале такой махины, как СССР, грезить было совершенно смешно. Мы же непобедимы!