Ренери раздраженно поджал губы. Прищурив глаза, он смерил служанку презрительным взглядом.
– Это не твоя забота. Называй песню.
Агата повернулась к барду. Седовласый Мартен смотрел на девушку со всем возможным для него сочувствием, он даже тихонько улыбнулся ей. Сердце его болело о несчастной девочке. Чего скрывать, Мартену-барду стало жаль Агату точно так же, как её уже однажды стало жаль разбойнице Шианне, оставившей девушке жизнь.
– Милорд, сыграйте мне, пожалуйста, «Лук, меч и стрелы».
– А-а-а, – протянул Мартен. – Тамика-бард… Люблю её песни.
Бард улыбнулся. Агата стала единственной из всех трёх девушек, кто выбрал не классическую композицию, а песню странствующего барда.
Мартен легонько ударил по струнам, совершив мелодичный перебор, чуть задумался и наконец спросил:
– Знаешь, как вступать?
– Нет, милорд.
Агата отвела наполненный печалью взгляд. Мартен покивал:
– Ничего-ничего, я немного помогу тебе. Ты начинай, а я поймаю музыкой твои слова… Готова?
Агата взволнованно кивнула. Улыбка коснулась её сухих, искусанных губ. Мартен легонько тронул пальцем одну из струн своей лютни, давая знак Агате начинать.
И вот свершилось. Девушка запела. И не просто запела, а с ошеломляющим вдохновением, тем самым, что полупрозрачной толщей мгновенно огородило её от любых очертаний ужаса, снедающего служанку последние несколько часов.
Прекрасная музыка Мартена-барда подхватила слова Агаты… И всё, всё – секунда, ещё одно лишь мгновение, и сердце служанки полностью расцвело, словно бы оно было бутоном, так крепко прижавшим свои нежные лепестки друг к другу в начале темной и холодной ночи, а теперь наконец дождавшимся бархатного сияния утра.
Таково было сердце несчастной служанки, ведь она впервые в жизни пела под музыку, которую играли специально для неё. И как же хорошо играл на своей лютне этот добрый бард!
Там вереск цвёл, и ветер пел,
Искала хвоя света,
Там дуб ветвями зеленел,
И птицы ждали лета…
Агата пела, и душа её танцевала в неистовой радости. Она молила Господа, чтобы эти – пусть даже последние – мгновения её жизни, посвящённые её возлюбленной музыке и вдохновенному пению, длились подольше.
Агата пела. И в этой песне была вся она.
Но как бы сильна ни была отдача Агаты, пела она совсем неумело, а по мнению напыщенных знатоков, и вовсе ужасно. Именно поэтому, как только Агата запела, Лиза с отвращением скривила лицо, а Анна с неприязнью отвернулась.