На этом моменте он замолчал, вероятно, слишком глубоко погрузившись в воспоминания.
– Ну, судя по тому, что Ник появился на свет, одна из них все же увенчалась успехом, – фыркнула я нетерпеливо, возвращая дэва в реальность.
– Нет, – покачал головой выходец из ада. – Как вам должно быть известно, установление отцовства в настоящее время для человечества является задачей неосуществимой. Поэтому Рефкат, предполагая стремление своих многочисленных жен зачать ребенка от другого мужчины, предпринял беспрецедентные меры по устранению подобной возможности. Аделаиду держали в башне без единого окна, охраняемой бесплотными, и ни о каких гостях или банальной прогулке не могло быть и речи, до тех пор пока девушка не понесет. К ней не пускали даже мать, не говоря уже о родственниках мужского пола.
Он снова ненадолго замолчал, горестно вздохнув, а я скривилась, поняв, как именно собирался дед Ника провести Роллингстоунза и заделать дочурке ребенка. Кеван тем временем продолжил:
– Как вам известно, в кварталы аристократов в принципе не могут попасть люди, не являющиеся носителями родовых печатей. Многочисленные бастарды, используемые в качестве прислуги, поголовно оскоплены, а дэвы не способны иметь потомство. Отыскать же фертильного носителя родовой метки, который согласился бы рискнуть жизнью и попытаться проникнуть в хорошо охраняемую башню, оказалось невозможно…
И снова повисла тишина. Это было совсем не нормально – вот так вот залипать на полуслове, но разве разберешь этих дэвов, что у них нормально, а что нет? Может, в мозгах что-нибудь сбоит, а может, это их национальная особенность? Но не все ли равно? Мне хотелось и дальше слушать его голос, хотя и так было уже ясно, к чему все идет.
– И как же ей удалось выкрутиться? – дернула я его за рукав безукоризненно чистого мундира, мельком отметив, что, в отличие от меня, этот воплощенный дух умудрился не извазюкаться ни в грязи резервации, ни в зловонных туннелях канализации. – Ты ее спас?
– Я? – будто очнувшись ото сна, удивленно взглянул на меня Кеван. – Ах, миледи, знали бы вы, насколько часто я сам задавался этим вопросом, – он тяжело вздохнул. – Я делал лишь первые шаги в этом мире: еще не осознав себя и не до конца понимая, где оказался и что со мной приключилось. Моя древняя память смешивалась с воспоминаниями материального тела, знания приходили урывками, привычные способности пасовали пред структурой нового строения организма, а чужие эмоции неотделимо сплетались с собственными. Аделаида была для меня всем на тот момент: хозяйкой моей жизни, светочем сердца, смыслом самого бытия, и именно она была рядом в тот непростой для дэвов период. Вероятно, тут я должен пояснить. Видите ли, подселение в материальную оболочку – процесс очень мучительный и далеко не моментальный. Когда душа бывшего владельца покидает тело, все его воспоминания, привычки, чувства, желания и даже расстройства личности никуда не деваются. Какое-то время мы искренне считаем себя именно тем человеком, тело которого стало новым пристанищем для души. Страшный и болезненный период осознания, что ты – это вовсе не ты, а кто-то иной. Ты просыпаешься с воспоминаниями о том, что заключил сделку с магом и продал свое тело, но – вот он ты! Все тот же Патрик или Люк, ты помнишь своих хозяев, друзей, вкус отвара, который пил на завтрак, и обещания, данные возлюбленной при расставании. Твое тело все такое же, и лишь незначительные изменения во вкусах, идеалах, взглядах на жизнь, на собственное прошлое заставляют насторожиться. А затем приходят видения из чуждой человеческому разуму реальности. Это похоже на безумие. И с каждым днем видений становится все больше, и все больше начинает изменяться тело, добавляя к смятению мыслей адскую боль, коей сопровождается процесс перестроения организма.