Сидя на своём месте, я наблюдала, как в классе постепенно воцарилась творческая суета. Каждый погрузился в работу, кто-то задумчиво подбирал цвета, кто-то обсуждал детали с соседями. Я улыбнулась себе – впервые за долгое время почувствовала спокойствие.
Не выдержав, я тоже взяла лист и карандаш. Вдохнув глубже, позволила руке свободно вести линии, словно сама не решала, что будет на бумаге. Медленно, точно, я начала чертить контуры розы – нежной, живой. Затем, как будто в ответ на что-то внутри, накинула вокруг неё замысловатую мандалу – сложный узор, который словно охранял цветок, придавал ему особую силу.
В тот момент я почувствовала, как будто оживаю сама – каждая линия наполнялась смыслом, каждое движение напоминало дыхание. Мир вокруг будто отступил, остался только я и бумага.
И именно тогда я не услышала, как кто-то подошёл ко мне сзади.
– Очень красиво, Белла, – его голос прозвучал почти шепотом, будто тайным заклинанием, и я почувствовала, как рассудок начинает плавно таять. Всё в нём – от взгляда до легкой улыбки – словно магнитом тянуло меня, не давая отвести взгляд. В нём было что-то особенное, что я не могла найти ни в ком другом.
Я подняла глаза, и они встретились с тем самым зелёным оттенком, как утренний лес после дождя – глубоким, живым и немного загадочным. Его улыбка пленила и словно приковала меня к месту.
– А я вот закончил, – тихо сказал он, протягивая мне рисунок. – Стиль фотореализм.
Я взяла листок и внимательно рассмотрела. Он изобразил себя – настолько точно, что казалось, будто Николас не просто рисовал, а проживал каждую черту, каждую тень на портрете. Линии были плавными, едва заметно надавливающими на карандаш, тени ложились мягко и аккуратно, будто его рисовал опытный художник с многолетним стажем.
– Неплохо, – улыбнулась я. – Скажи честно, ты специально учился рисовать или у тебя от природы талант?
Он пожал плечами, слегка смутившись:
– Скорее талант. Моя мама очень хорошо рисовала портреты… Наверное, это от неё.
Но в его голосе прозвучала грусть, будто тяжёлое воспоминание задело струны души. Я неплохо разбиралась в людях, и могла видеть боль издалека, словно она была невидимым шрамом на сердце.
– Николас… – я задумалась, выбирая слова. – Если хочешь, можем как-нибудь вместе позаниматься рисованием. Я вижу, что это тебе нравится, и очень жаль, если такой талант останется без развития. У тебя большое будущее.