В трубке раздался знакомый шорох – Амелия одновременно говорила и завязывала что-то или кому-то шнурки, судя по характерному фырканью.
– Ой, не спрашивай! Муж не может найти носки, ребёнок хочет идти в садик с динозавром на голове, а я стою в халате с кружкой кофе, будто у меня всё под контролем. В 8 у меня совещание, а я не то что душ – я даже духи не понюхала!
Мы засмеялись. Эта утренняя болтовня, такая простая и настоящая, действовала лучше кофе. Я почувствовала, как уходит часть напряжения. Мир вокруг стал привычнее. Не таким уж и пугающим. Потому что, чёрт побери, пока рядом такие, как Амелия – всё не так уж страшно.
Я поставила пустую тарелку в раковину, подлила ещё немного смузи в стакан, и, подперев подбородок рукой, посмотрела в окно. День начинался медленно. Небо выцветало из ночной темноты в акварельную голубизну, капли росы ещё висели на листьях деревьев, а прохладный ветер трепал занавеску, словно подсказывая: пора выходить в жизнь.
Я встала. Сегодня я – учитель. И даже если голос немного дрожит, а руки пока не знают, куда деваться – в моих глазах горит уверенность. Папина уверенность. Мамино спокойствие. И я сама. Настоящая. Готовая.
Амелия Кварц… Казалось, её имя само по себе светится мягким светом аптечного неона. Работала она фармацевтом в круглосуточной аптеке на углу у парка, той самой, где всегда пахло ментолом, упаковками анальгина и чем-то удивительно детским, как будто мимо проходила память о карамельках и советских витаминах в стеклянных банках. Работа ей нравилась – она вообще из тех людей, кто умеет найти смысл даже в сортировке коробочек. Но если копнуть глубже, её сердце всегда билось под ритм мечты: быть врачом. Не просто терапевтом по вызову и не «галочка в графике приёма с 9 до 17», а настоящим доктором с душой, с руками, которые лечат, и глазами, которые верят. С детства бредила белым халатом и клятвой Гиппократа, мечтала, что будет спасать людей и возвращать им веру в медицину, которую многие давно уже прокляли.
– Ты пойдёшь сегодня на аэробику? – её голос в трубке звучал, как тёплый плед в ненастную погоду. Низкий, мягкий, с той особенной интонацией, в которой всегда пряталось умение успокоить, даже если ты только что плакала над сгоревшими блинами или жизнью.
– Напомни, во сколько она?