Те, кто был здесь уже несколько ночей, наблюдали за новенькими с молчаливой настороженностью – не из вражды, а от усталости и страха. Среди старожилов редко кто заговаривал первым, но если видел, что дети совсем замёрзли, мог поделиться кружкой чая или дать старый плед.
Иногда кто-то вполголоса рассказывал, что видел по дороге: брошенный трактор, тёмный дом, где ночью кто-то ломился в двери, незнакомые тени между деревьев.
Двое новеньких устроились прямо у выхода – один из мужиков быстро укрылся курткой, другой аккуратно уложил сына, приглушённо шепча ему+ что-то на ухо. Оба были какие-то слишком тихие, будто не до конца верили, что всё это происходит на самом деле. Через несколько минут оба уже спали, свернувшись калачиком у стены.
Я стоял у двери, сверяя списки, слушал отрывки разговоров. В такие вечера все старались не поднимать глаза, не задерживать взгляд на чужом лице.
Офицеры распределяли наряды, дежурные ходили по периметру, проверяли, всё ли спокойно.
Когда все улеглись и в ангаре воцарилась относительная тишина, я вышел к воротам. Димка только кивнул, не спрашивая ничего.
С ним слова были лишними – мы прошли вместе не одну смену, делили сухпай и молчание у печки, знали, когда просто постоять рядом – лучше, чем спрашивать о семье. Никогда не суетился, но, если что-то шло не так, всегда был первым, кто становился плечом к плечу.
Он стоял с автоматом, чуть приплясывая на месте – не от страха, а от холода. Вечно жевал жвачку, даже когда нельзя, и морщился на свет от прожектора. В таких, как он, держится порядок – вроде ничего особенного, но, когда рядом был Димка, все почему-то успокаивались.
В кармане – старый телефон, почти разряжен. Иногда доставал его машинально – вдруг сеть вернётся, вдруг моргнёт хоть одна палка.
Последнее сообщение от мамы пришло три дня назад: «Папа опять кашляет. Не пропадай, напиши, если сможешь. У нас всё хорошо».
Ответить уже не удалось. Потом – только пустой экран и короткие сны между дежурствами.
Иногда вспоминал, как мама ругалась за то, что забывал звонить. Сейчас бы отдал всё, чтобы услышать её голос хотя бы секунду.
В такие ночи особенно хотелось верить, что завтра всё вернётся: заработает связь, придут обычные новости, всё как прежде.
Но телефон молчал. Привычка всё равно осталась: класть его в нагрудный карман, держать под рукой, ждать хоть какого-то сигнала.