– А где я? – прошептала она почти беззвучно.
Она наконец попыталась вспомнить, при каких обстоятельствах очутилась здесь, но ум и память дружно отказали ей, и Ирина не на шутку перепугалась.
Парень ошалело уставился на неё, затем очень побледнел и отступил в темноту. Ирина теперь поняла, что этот юнец – её единственная надежда вернуться в реальный мир из тонкого мира теней, в который она угодила неизвестно как. Юнец чуть ли не бегом стал удаляться, но Ирина быстро пошла за ним. Вскоре станция осталась далеко позади, и два человека, очень испуганных, по тёмному железнодорожному полотну бежали с разными целями: первый, юнец, желал ускользнуть от чокнутой незнакомки, а преследовавшая его девчонка изо всех жалких своих сил старалась нагнать его. Вдалеке показались огни, и Ирина поняла, что это был большой город. Сколько она бежала по путям за насмерть перепуганным парнем, она не знала. Единственной её целью было не упустить того из виду. О том, что путешествие по путям опасно, она не думала. В голове было совершенно пусто, время, место и события перестали быть значимыми, и только одна мысль – идти, идти по прямой линии, не сворачивая в тёмный глухой лес, окружавший дорогу, занимала всё её сознание. Так она дошла до большого станционного туннеля. Парень юркнул в один из переходов, и больше Ирина его не видела.
Странно, но она вдруг сообразила, что это за город. Конечно же, это был Зеленоград. Как часто она мёрзла здесь в ожидании тверской электрички, не зная, куда спрятаться от ветра или метели и проклиная всё на свете, в том числе и эту чёртову станцию с загаженным тусклым переходом! Спускаться в эту убогую подземку ей всегда было невыносимо. Там ютились маргиналы всех мастей, и от одного запаха, стоявшего и зимой и летом в этом поганом месте, её всю выворачивало наизнанку.
Ирина всё ещё до конца ясно не отдавала себе отчёта, кто она, но уже ободрилась, понимая, что добралась наконец до какого-то подобия цивилизации. Вне света фонарей было непроглядно темно, стало ещё холодней, и она решила всё-таки спуститься в гадкий туннель, чтобы выйти в город. Конечно же, она попала в Зеленоград. По привокзальной площади у забегаловок деловито шныряли крысы, совершенно обнаглевшие, не боявшиеся ни кошек, ни собак. Вороны, размерами смахивавшие на гусей, рылись в мусорных контейнерах и беспардонно отгоняли от них замерзающих дворняг. По углам пивных и чебуречных кучковались совершенно фантастические личности, – они напомнили Ирине персонажей Дэвида Линча, и она вдруг со смехом подумала, что этот американец, очутись он здесь, испугался бы всего увиденного больше, чем мир испугался его творения. Этот странный мир не пугал Ирину, – она привыкла к нему за три года обучения в Москве, в самом сердце её, где всё дышало богатством и глупостью нуворишей. Она просто соединила в своём сознании два этих мира, не обсуждая в душе это уродливое сочетание. Все её иллюзии с каждым днём пребывания в Москве, когда она оказывалась вне стен университета, утрачивались одна за другой, и голый неприглядный мир встал вдруг перед ней во всём своём колоссальном убожестве.