– Мы должны вас задерживать, доктор? Уже очень поздно, а вам предстоит долгая дорога домой.
Я с сомнением взглянул на пациента. Не хотелось его оставлять, потому что я не доверял этим людям. Но завтра мне предстояла работа и еще, возможно, один или два ночных вызова, а выносливость практикующего врача имеет свои пределы.
– Кажется, я слышала несколько минут назад карету, – добавила миссис Шаллибаум.
Я неуверенно встал и посмотрел на свои часы. Половина двенадцатого.
– Вы понимаете, – тихо сказал я, – что опасность еще не миновала? Если его сейчас оставить, он снова уснет и, возможно, никогда не проснется. Вы ясно понимаете это?
– Да, очень ясно. Обещаю, что ему не позволят снова уснуть.
Говоря это, она посмотрела мне в лицо, и я заметил, что глаза у нее совершенно нормальные, без всякого следа косоглазия.
– Хорошо, – произнес я. – Договорившись об этом, я могу уйти и надеюсь, что к моему следующему визиту наш друг будет здоров.
Я повернулся к пациенту, который уже задремал, и сердечно пожал ему руку.
– До свидания, мистер Грейвз, – сказал я. – Жаль, что приходится мешать вашему отдыху, но вы не должны засыпать. Вам будет хуже, если вы уснете.
– Хрошо, – сонно ответил он. – Извните за все беспкойства. Но думаю, вы ошибаетесь…
– Он говорит, что очень важно, чтобы вы не уснули и чтобы я не давала вам уснуть. Вы поняли?
– Да, пнял. Но почему этот джентльмен…
– Вам вредно задавать много вопросов, – игриво сказала миссис Шаллибаум, – поговорим с вами завтра. Доброй ночи, доктор. Я посвечу вам на лестнице, но вниз с вами не спущусь, иначе пациент снова уснет.
Отчетливое предложение уходить. Я вышел, больной сонно и удивленно смотрел мне вслед. Экономка держала свечу над перилами, пока я спускался; в открытой двери я увидел свет фонарей кареты. Кучер стоял у головы лошади, слегка освещенный тусклыми лампами, и, когда я сел в карету, он с шотландским акцентом заметил, что у меня трудная ночь. Ответа он не ждал, да он и не нужен; захлопнул дверцу и запер ее.
Я зажег свою маленькую лампу и подвесил ее на обивке кареты. Даже достал из кармана дощечку и записную книжку. Но казалось ненужным снова делать записи, и, по правде говоря, мне не хотелось это делать: я устал и к тому же хотел обдумать события вечера, пока они свежи в памяти. Соответственно я отложил записную книжку, закурил трубку и уселся поудобнее, чтобы обдумать все произошедшее во время моего второго посещения этого таинственного дома.