Той же ночью в темной комнате, которую Пиа оборудовал у себя дома, фотограф и двое его друзей погрузили пластины в ванночку, наполненную прозрачным проявителем. В рассеянном свете красной лампочки перед ошеломленным фотографом постепенно вырисовалось то, чего не мог узреть никто на протяжении девятнадцати столетий: поразительный, бесподобный, подлинный образ распятого, полный загадочной и чарующей красоты, священный, запечатленный смертью. Какая мощь! Пластичность изображения зачаровывала. Первая стеклянная пластина едва не выскользнула у фотографа из рук. «Я стоял, не в силах пошевелиться», – рассказывал он[4]. Пиа понял, что по своим характеристикам Плащаница, как и предполагал дом Ноэль Ногье де Малиже, – своего рода фотографический негатив.
До сих пор, разглядывая полотно вблизи, можно было различить на нем только светло-желтые пятна и несколько карминно-розовых отметин – вероятно, следы человеческой крови. Чтобы различить силуэт, выступающий из этих неясных теней, нужно было отступить на два-три шага. Негатив на негатив дает позитив, инверсия цветов придавала образу Христа величие – разве можно было сомневаться в том, что это именно Он?
Одну из пластин, с Его Ликом, разместили в темном выставочном зале, подсветив сзади. Эффект был ошеломляющий. После закрытия выставки, состоявшегося 2 июня, снимки появились в итальянской прессе: в генуэзской газете Il Cittadino, в Corriere Nazionale и в L’Osservatore Romano.
«Новость разлетелась немедленно, – отметил один из редакторов ватиканского официоза, – и к дому умелого и удачливого художника началось настоящее паломничество. Автор этих строк тоже устремился туда. Освещенная фотографическая пластина в своей прозрачности вызвала у него неизъяснимое чувство. Мы ясно узрели черты Искупителя такими, каковы они были, и стали первыми, кто увидел их спустя девятнадцать столетий, когда никто и не смел питать на это надежды».
Затем автор акцентировал внимание на инверсии черного и белого:
«То был совершенный и целостный образ Лика Его и Его членов, проявленный на свет, как если бы фотограф выполнил снимок не полотна, в которое было завернуто тело, а самого Христа-Страстотерпца. Плащаница оказалась точным, пусть нечитаемым с виду негативом обагренных кровью останков, уложенных на нее».