Она сунула мне практически в нос свои натруженные изработанные кряжистые ручищи, огромные, как богатырские дубины.
– Рвать-то зачем? – засмеялся я.
– Ты чё ржёшь, жеребец городской? Ты чё ржёшь? Я тебе сейчас поржу, я тебе поржу, я тебе…
– Так, ну-ка немедленно прекратить балаган! – вскричал рассерженный неуважительным отношением участковый. – Стрелец, на выход, а ты Гавриловна… ты того… в сторону отойди.
– А ты стрельни в меня, – с вызовом бросила она. – Ну? Чё? Боишься, что не попадёшь из огурца?
– Из какого огурца?! – опешил он.
– Из такого, немазанного и сухого! Из того, что ты как закусь с собой таскаешь. Вон, шары красные, залил с самого утра! Представитель власти, мать твою за ногу! Думаешь, никто не знает, что у тебя огурец в кобуре, как в том фильме?
– Ты… ты… ты доиграешься! Увидишь, какой там огурец! Сейчас вместе со Стрельцом в камеру посажу.
– В какую? – громко захохотала она. – Не смеши меня! Алкаш!
– Нет, это прям «Солярис» какой-то, – помотал я головой и поморщился от боли.
– Короче, студент, ты тут умными словечками не жонглируй. Ты Галку мою спортил?
– Кто сказал? – чуть приподнял я брови.
В кабинет зашёл пожилой сухонький дядечка, похожий на бухгалтера, в очках, замотанных синей изолентой. Он встал в сторонке и начал вникать в происходящее, поочерёдно и крайне внимательно разглядывая всех участников собрания.
– Чего, Пётр Петрович? – спросил председатель.
– Мне подписать, но я не тороплюсь, вы продолжайте, товарищи, делайте своё дело.
– Какая разница, кто сказал! – горячилась Гавриловна. – Спортил или нет, отвечай! Только правду, смотри! Не дай тебе Господь соврать!
– Так у Галки и спроси, – пожал я плечами.
– Нет, поглядите на него, товарищи дорогие! – всплеснула она руками. – Как петушка своего из клетки выпускать, так это мы пожалуйста, а как ответ держать, так за девку прячемся? Это что же делается такое, люди добрые?
– Тебе кто сказал про меня с Галкой? Мурадян? Ну, так с ним и разбирайся, я за его слова отвечать не буду.
– У меня разговор простой, спортил девку – женись, паскудник!
– Антонина Гавриловна, приди в разум! – покачал я головой. – Ты чего творишь? Бегаешь по селу и на дочь свою честную клевещешь? Ну, мать! С такой матерью и Мурадяна не надо никакого.
Она, обалдев, открыла рот и смотрела на меня выпученными глазами. Остальные тоже. Немая сцена, практически. Пятьдесят-то лет назад я не нашёлся, что ей ответить и бегал от неё до конца работ. Глупый был, неопытный. Заступился на танцах за девушку, а там и закрутилось. Её, конечно, в джип никто не запихивал, но и без джипа ситуация аховая была.