Яна сильно сомневалась, что током могло шарахнуть снаружи трансформаторной будки, но секрет так увлёк её, что она не стала произносить это вслух.
– И что в этом интересного? – не выдержала Катя. Она была в короткой красивой курточке и теперь ужасно мёрзла. И ещё сильнее злилась – Яна видела это отчётливо по её недовольному лицу. – Ну спёр кто-то эту будку. И дневник Метёлкина заодно. Секрет-то в чём?
– В том, что злоумышленники на этом могут не остановиться, – быстро нашёлся Метёлкин. Яна заметила, что для двоечника и хулигана соображал он очень даже неплохо. Видимо, берёг от школы свои мозговые клетки для других дел, которые казались ему более важными. – Представь, что следующим украдут «Крендель с корицей»!
Катя даже дрожать перестала, а Яна хотела захлопать в ладоши, но передумала. Просто чтобы Никита не зазнался. Потому что все девчонки в шестом «Б» обожали кафе «Крендель с корицей», а эклеры оттуда больше всех любила Катя Фишкина. И откуда Метёлкин только это узнал?
– Ты серьёзно? – Катя выпрямилась. – Или прикалываешься?
– Сама подумай, – ловко ушёл от ответа Никита. – Зачем было красть трансформаторную будку? Просто так – смысла нет. Чтобы у кого-то пропал свет или интернет? Так об этом мы бы уже узнали – у нас вон какой двор!
– А какой? – Катя огляделась. – Обычный двор. Как у всех.
Вот теперь Яна и Никита переглянулись и рассмеялись так, будто и впрямь были старыми друзьями. Сказать, что у них обычный двор! Ну надо же!
С виду и правда так казалось: детская площадка с одного края подпиралась гаражами, с другого – был пустырь, а с двух оставшихся сторон буквой «Г» стояли пятиэтажки. В одной из них жили Яна и Никита, только в разных подъездах. В этом же доме жила и Мариванна Маленькая, а вот Мариванна Большая жила в соседнем доме. И всё было бы хорошо, если бы Янин дом не стоял на улице Лесная, а соседний, почти упирающийся ему в бок, – на улице Подлесная! Оттого жители дома 35 по улице Лесной считали, что в этом дворе их дом важнее. А жители дома по Подлесной, 20, им бурно возражали. Не все, конечно, участвовали в этих дискуссиях. Маме Метёлкина не было никакого дела до битвы домов, как и дедушке Егоровой. Мнения дедушки Метёлкина никто не спрашивал, потому что тот по любому поводу предпочитал всем словам многозначительное молчание. Но таких было меньшинство.