Помещение тускло освещалось огнями. С потолка свисали чаши с лампадами и тлеющими благовониями, чей горьковато-травянистый душок перебивался застоялым запахом пота и желчи. Вдоль стен, обитых красным бархатом, тянулись широкие скамьи, где лежали груды одежды с заключенными в них телами – неподвижными развалинами, настигнутыми сном в разгар веселья. Одно из таких, в рубашке с пятном на груди, могло сойти за убитое, если бы не храп, исторгавшийся из приоткрытого рта.
Центр комнаты занимал круглый массивный стол под багровой скатертью, скрывающей следы пролитого вина или, если потребуется, крови. Поверхность его была пуста – ни посуды, ни приборов, ни остатков еды. Сюда приходили не ради ужинов и возлияний, хотя последние, очевидно, стали неотъемлемой частью этих полуночных сборищ.
У жаровни с пылающими углями сидел человек и скрупулезно пересчитывал выручку, звеня монетами. Его фигура в красноватом свечении выглядела картонной, и все вокруг напоминало театр теней.
– Вы что‑то припозднились, – подняв голову, сказал он с укором. – Следующий сеанс через неделю. Хотите записаться?
– Нет, – отозвался Дарт.
– Зря. Места ограничены. За стол сажаем не больше дюжины человек.
– Я пришел за другом.
– Тогда выбирайте. – За этим последовал широкий приглашающий жест.
Целая комната спящих людей была в его распоряжении. Дарт снова обвел взглядом развалившиеся у стен тела: запрокинутые головы, остекленевшие глаза, скрюченные руки и ноги, туловища в оцепенении. Не зря место называли «Полуночным театром», хотя его зрители и не догадывались, что в этом мрачном представлении им отведена роль марионеток.
– Все здесь? – спросил Дарт, не найдя среди лиц знакомого.
– Еще там.
Ему указали на дальнюю стену, прикрытую пыльным пологом. За ним скрывалось маленькое помещение, от потолка до пола обитое темным бархатом и похожее на шкатулку. Все свободное пространство занимала лежанка с пестрыми подушками, где спали трое.
Дарт сглотнул подступивший к горлу ком и шагнул вперед. Под ноги попалась пустая бутылка и с дребезжанием покатилась по полу. Обычный человек проснулся бы или заворочался, а эти остались неподвижны. Только шевельнулась в углу тощая скрюченная фигура.
– Чего тебе с утра неймется? – спросил голос из-под завесы светлых спутанных волос, закрывавших лицо.