! Девочка вступает в такой возраст, когда ей нужен пример благочестия, но что она видит? Я пригласила вас в надежде вразумить, а не пытаться обелить то, что запятнано дочерна. – Она выдержала паузу, чтобы пронаблюдать, какой эффект произвели ее оскорбления. Судя по тому, как дрогнул, почти улыбнувшись, ее большой, лягушачий рот, госпожа Шарби осталась довольна проделанной работой. – Позвольте не напоминать о ваших арестах и отъездах, из-за чего ваша юная сестра неоднократно оставалась без присмотра. Или, что вероятно, в обществе чужого мужчины, что вообще недопустимо в приличном обществе! Этого более чем достаточно, чтобы вернуть ее туда, где о ней позаботятся. В приют.
Приют. Ужасное, гадкое слово. Она произнесла его так легко и небрежно, словно ни разу там не была и не имела представления о том, что происходит в его стенах.
Флори резко встала, не позволяя сказанному окончательно сломить ее.
– Только троньте мою семью. И тогда вы познакомитесь с моей деятельностью ближе, чем вам хотелось бы. Почитайте о Диком доме в газетах, чтобы понимать все риски.
Госпожа Шарби не шелохнулась, только скривила губы.
– Запугать меня вздумали?
– Общаюсь на вашем языке. Другой, очевидно, вам не ведом. – Бросив в директрису уничижительный взгляд, Флори подхватила пальто, висевшее на спинке стула, и решительным шагом вышла из кабинета.
Торопливый стук каблуков эхом разнесся по коридору, пустому в разгар занятий. На ходу продев руки в тесные рукава пальто, она сбежала по лестнице, и до самых школьных ворот ее преследовало чувство, будто директриса наблюдает за ней. Выбравшись из владений госпожи Шарби, Флори скрылась за углом соседнего здания и припала спиной к стене. Сколько бы она ни храбрилась в том кабинете, сейчас, наедине с собой, больше не могла притворяться.
Ее ведь предупреждали, что так и будет; что наступит момент, когда городские власти начнут понимать, как их обвели вокруг пальца, и захотят изменить положение дел.
Многочисленные пожары и проповеди Общины уничтожили половину местных безлюдей, а те, что выжили, стали обузой для города. Их без раздумий продали, полагая, что чужими руками избавляются от груды мусора. Отныне землями владели достопочтенные господа: Гленн и Эверрайн. Богач и аристократ, оба неприкосновенны. Неудивительно, что мишенью стала Флори, принявшая на себя заботу об уцелевших безлюдях и их лютенах. Ее имя упоминали в газетах, ее лицо мелькало на каждом заседании суда, где решалась судьба Протокола. Госпожа Гордер больше не была призраком Пьер-э-Металя. Город признал ее, заметил, принял – и определил во враги.