Маскарад благих желаний - страница 32

Шрифт
Интервал


После такого эмоционального выступления простого работящего мужика Гришин Михаил Сергеевич крепко задумался. И неожиданно счел, что вся его прошлая жизнь чем-то да была осквернена.

То девушку-красавицу он увел у приятеля – хорошего малого, порядочного и немногословного. То в бизнесе сделки проворачивал не вполне благородным путем. Тоже кого-то выпихивал с дороги. И даже разорял.

Да, он нажил себе состояние. Крепко стоял на ногах. И стремился встать еще крепче, буквально врасти по грудь! Но…

Неожиданно оказалось, что все его старания и состояние ничего вообще не стоят. Сеют в душе мрак и страх все это когда-то потерять. Пшик, одним словом, какой-то вышел из жизни его.

Молодую красивую жену застал целующейся прямо на своем юбилее. Вышел из ресторанного зала на улицу подышать. И услышал, как за углом она похохатывает. Он же сразу узнал ее смех. Из тысячи узнал бы. Смеется сдавленно и бормочет что-то про опасность ситуации, про Михаила, который может их застукать.

Он и застукал. Пошел на ее смех и голос. А она там…

Ей пощечину влепил. Сопернику по лицу надавал кулаками. И напился потом как свинья. А если разобраться, из-за чего?

– Ну, не думал же ты, Сергеевич, что молодая баба вышла за тебя по любви? – с сомнением рассматривал его морщинистое лицо работяга. Они как-то остались вдвоем в палате, и Гришин с ним поделился причиной своего запоя. – Тебе шестьдесят, а ей тридцать пять! Это как называется-то… – Мужик пощелкал мозолистыми пальцами, пытаясь вспомнить. – В литературе это каким-то словом называется, наподобие мезонина. Не помнишь?

– Мезальянс, – подсказал Гришин.

– Во! Точно! Он самый и есть – мезальянс. Тебе шестьдесят. А ей тридцать пять. Она же дочка тебе, Сергеевич! – осуждающе крутил головой мужик. – Это уж прямо инсект какой-то. Или как там правильно?

– Инцест, – снова подсказал он.

– Во-во! Неправильно это. Богатые мужики покупают красивых глупышек, думают, что те их с потрохами, а когда глупышки заскучают и начинают себе ровесников искать, то обижаются. А обижаться-то, Сергеевич, надо на себя. Уж прости меня за правду. Я простой человек, попросту и изъясняюсь…

И оказалось вдруг, что незамысловатые рассуждения простого работяги являются правдой жизни. Той самой – настоящей, которую Гришин, получается, просрал.

А мужик тот много о чем рассуждал.