***
Водитель-армянин много и раздраженно говорил. О Баку, о хорошей прошлой жизни. Как пришлось в Россию бежать, как с ничего семья стала подниматься, и теперь вроде бы все наладилось. В машине пахло немытым телом, разогретыми сиденьями, бензином. Время от времени водитель запускал короткие толстые пальцы в черную густую шерсть в проеме расстегнутой рубашки и ожесточенно скреб грудь судорожными почти болезненными движениями.
– Господи! – шепотом воскликнула моя рафинированная женушка, – я сейчас сдохну!
– А ты в окно смотри, – тихо сказал я, – на огни вечернего курортного города. Отвлекайся от пошлой обыденности.
Жара уже спала, солнце клонилось к темнеющему горизонту. Но от размякшего за день асфальта, сверкающих стекол витрин, стали и пластика автомобилей; от самой цветастой полуголой толпы; жующей, пьющей, курящей … – от всего этого в вечеряющем воздухе зримо стояла раскаленная прозрачно-оранжевая дымка.
Уже на подходе к основной зоне парка мы поняли, что крепко ошиблись. Полупьяное многолюдье заполнило аллеи, кафе; а на небольшой площади вокруг фонтана негде было яблоку упасть.
– Володя, – тихо сказала Надя, – кинотеатр-то открытый, а рядышком – матерь божия! – танцевальная площадка … Под моей рукой затрепетала и забилась горячая жилка на ее правом запястье. Тонкий и нежный запах духов моей спутницы смешался с горьковатым запахом жасмина и акаций. Кроны деревьев стали выше и массивней и смутно различались там, где не доставал свет внезапно вспыхнувших фонарей.
С большим трудом отыскались свободные места на скамейке в окружении можжевеловых кустов. И в этом густом остром и удушливом аромате мы перевели дух.
– Ах как душно! – раздраженно сказала Надя, и после мечтательно добавила, – и как хорошо было в море на парусной яхте. Ты еще так упорно сопротивлялся, говорил, что дорого и будет скучно, а было прелестно, правда?!
Попробуй не согласиться, подумал я, но безопаснее об огорчительном не упоминать. Впрочем, отнесемся с юмором, будет что вспомнить.
Грустный худой матрос с мальчишеской русой челкой сидел на носу маленькой яхты, обхватив колени руками. Капитан, толстый, до черна обгоревший, пил из горлышка местный дрянной коньяк, складки его живота обвисали на красные плавки. Ветер посвистывал в снастях, парус ритмично хлопал. В отдалении над зеленоватой прозрачной водой, изгибаясь дугой и от солнца влажно-стальные, играли дельфины. Стояла живая тишина: в небе три белоснежных пушистых облачка обрамили ослепительно яркое солнце.