Каждое слово впивалось в кожу как иголка.Когда я вышла из здания, небо словно отражало мое состояние. Утреннее солнце скрылось за тяжелыми свинцовыми тучами, первые капли дождя упали мне на лицо, смешиваясь со слезами. Этот день, начавшийся как обычный весенний четверг, стал черной меткой в моей жизни. Груз несправедливости давил на грудь, делая каждый вдох болезненным.Но хуже всего было осознание – кто-то очень хорошо меня знал. Кто-то, кто имел доступ к моей одежде, знал мои привычки… Кто-то из "своих".Я подошла к остановке, намеренно встав у самого края тротуара – лишь бы не пропустить свой автобус. Грязная лужа после вчерашнего ливня мерцала масляными разводами, словно зловещее предзнаменование.И тогда случилось неизбежное.С визгом тормозов промчалась иномарка, колеса с хлюпающим звуком врезались в лужу. Грязевой вал поднялся в воздух и… Плюх! холодная жижа обрушилась на меня целиком. Ощущая, как грязные струйки стекают по волосам, затекают за воротник, пропитывают белый костюм мерзкими коричневыми разводами.– Да чтоб у тебя колеса отвалились! – мой крик перекрыл гул улицы. – Слепой что ли? Тут люди стоят! Чёртов подонок!-Мне было плевать на осуждающие взгляды прохожих. Хуже уже некуда. Дрожащими руками я вытащила из сумки полотенце которое я взяла с работы и начала бессмысленно тереть испорченную одежду. Белый костюм превратился в грязно-серый, волосы слиплись, тушь расплылась…Над головой сгущались тучи, северный ветер рвал их в клочья. Порыв ледяного воздуха обжег кожу – мокрый костюм моментально промерз, превратившись в мокрый и холодный панцирь.– Ну конечно, – я фыркнула, чувствуя, как по щекам катятся горячие слезы. – Хуже уже не бывает.В автобусе было душно и тесно, но это не мешало пассажирам разглядывать меня с нескрываемым любопытством. Их взгляды ползали по моей грязной одежде, как мухи по варенью. Кто-то шептался за спиной, кто-то прятал ухмылку в телефон. Я вжалась в сиденье, стиснув зубы до боли – лишь бы не расплакаться здесь, на всеобщем обозрении.Каждая остановка тянулась мучительно долго. Время словно застыло, как грязь на моем костюме. Когда автобус наконец подъехал к моей остановке, я выскочила, как ошпаренная. На улице лил дождь, но мне уже было все равно – хуже, чем сейчас, я выглядеть не могла.Шлепая по лужам, я размышляла о злой иронии судьбы. Чем я заслужила такой день? Кто мог так подло подставить меня? И как мой директор, человек с двумя высшими образованиями, мог повестись на такую тупую подделку? Видимо, очень хотел поверить в мою вину.У подъезда меня ждал неожиданный контраст – молодая пара, залипающая друг в другу под дождем. Они смеялись над каким-то своим секретом, не замечая ни непогоды, ни моего жалкого вида. Это было так… чисто. На мгновение я почувствовала что-то теплое внутри и невольно улыбнулась.Проходя мимо, я поймала себя на мысли, что их близость меня не раздражает. Я – свободная женщина, и это мой осознанный выбор. Никогда не называю себя "одинокой" – это звучит как диагноз. Я предпочитаю говорить "свободна", как птица, которая может лететь куда захочет.Хотя иногда, в редкие моменты слабости, я задумываюсь – а была ли я вообще когда-нибудь по-настоящему в отношениях? Или все это были просто попытки заполнить пустоту?Но сегодня было не до философских размышлений. Сегодня мне нужно было срочно принять душ, выпить бутылку вина и придумать, как вернуть свое доброе имя.Последние ступеньки четвертого этажа дались особенно тяжело – ноги будто налились свинцом. Остановившись перед дверью, я заметила странный пакет, болтающийся на ручке. На мгновение замерла – кто мог оставить послание? Оглядела пустую лестничную клетку: лишь выцветшие голубые стены да потрескавшаяся краска на перилах. Тишина.Пакет шелестел в моих руках, словно живой. Заглянув внутрь, я увидела бутылку необычного вида – алую, словно кровь, с загадочными символами, выведенными чернилами по стеклу. Верёвка у горлышка была завязана сложным узлом, напоминающим те, что используют моряки. Знаки казались то ли восточными иероглифами, то ли древними рунами – мои познания в языках ограничивались школьным английским.Открытка была из плотного пергамента, шершавого на ощупь. Всего одна строка, написанная изящным почерком: "