Здесь «смысл» для Ницше означает то же самое, что и «цель» (ср. первый и четвертый абзацы), и под этим мы подразумеваем «к чему» и «ради чего» для всякого действия, отношения и события. Ницше перечисляет, каким мог бы быть искомый «смысл», то есть каким он был в историческом его осмыслении и каким еще остается, претерпев удивительные превращения. Это «нравственный миропорядок», «рост любви и гармонии в общении живых существ», пацифизм, вечный мир, «приближение к состоянию всеобщего счастья» как наивысшего счастья для максимального числа людей, «или хотя бы устремление к состоянию всеобщего «ничто», так как даже это устремление к такой цели все-таки имеет какой-то «смысл», ибо «цель сама по себе все еще есть некоторый смысл». Почему? Потому что в ней есть устремленность, потому что она сама есть устремленность. Ничто как цель? Конечно, так как воление, волящее ничто, все еще позволяет воле волить. Воля к разрушению – все еще воля, и так как воление есть воление-себя-самого, то даже воля к ничто все еще позволяет воле быть ею самой, то есть волей.
Человеческая воля «требует какой-то цели, и она скорее предпочтет волить ничто, чем вообще не волить», так как «воля» как воля к власти есть власть к власти или, что то же самое, воля к воле, к стремлению превосходить и иметь силу повеления. Волю страшит не ничто, а неволение, уничтожение своей собственной сущностной возможности. Страх перед пустотой неволения, этот «horror vacui» есть «основной факт» человеческой воли, и именно из этого «основного факта», согласно которому воля скорее станет волей к ничто, чем превратится в неволение, Ницше и заимствует аргумент для своего тезиса, гласящего, что по своей сути воля есть воля к власти (ср. «Zur Genealogie der Moral», VII, 399; 1887). «Смысл», «цель» и «целеустремленность» суть то, что позволяет воле быть волей, дает ей такую возможность. Там, где воля, там не только путь, но прежде цель для пути, даже если эта цель «лишь» сама воля.
Но получается, что те безусловные «цели» в истории человека так и не были достигнуты. Всякое усилие и старание, всякое начинание и действование, всякое нахождение в пути, осуществляемое жизнью, всякое продвижение, все «процессы» – одним словом, всё «становление» ничего не достигает, ни к чему не приходит в смысле чистого осуществления упомянутых безусловных целей. Ожидание разочаровывает, любое усилие кажется лишенным ценности. Возникает сомнение, надо ли вообще полагать какую-то цель для сущего в целом, надо ли искать «смысл». Как быть, если не только усилия, направленные на достижение цели и осуществление смысла, но, быть может, и само это искание и полагание цели и смысла оборачиваются заблуждением? В результате сама высшая ценность начинается колебаться, утрачивает бесспорный характер ценности, «обесценивается». «Цель», то есть то, на чем все держится, что прежде всего и для всего безусловно значимо в себе, высшая ценность, рушится. Мысль о несостоятельности высших ценностей проникает в сознание, и в этом новом сознании изменяется отношение человека к сущему в целом и к себе самому.