Ольга Антоновна слов на ветер не бросала: как сказала – так и сделала. Вскоре умерла во сне, как голубка. Ваня сначала совсем растерялся, отчаивался, горько горевал по своей Ольге, и, наконец, он вспомнил о последнем распоряжении Ольги Антоновны:
– Что же делать, плачь – не плачь, а надо идти к Марии Константиновне.
Мария Константиновна, женщина добрая и сердечная, от всей души посочувствовала Ване. Долго пили чай, поминали Ольгу за упокой, вспоминали всё хорошее. А хорошего-то за всю жизнь, конечно, было немало. Засиделись до самого вечера, однако переехать к Ивану жить Мария отказалась:
– Ну, что ты, Ваня, придумал? Зачем всё это? Тебе скоро девяносто, мне скоро восемьдесят. Зря ты это всё затеял. Ни к чему всё это.
Пустая твоя затея. У меня своя жизнь, у тебя – своя. У каждого свои привычки, привязанности. И как-то это даже неправильно, нехорошо.
– Ну, как это – ни к чему? Ольга Антоновна так велела, значит надо исполнить.
– Ну, так что же, что велела. А ты рассуди сам: твоя дочка от первого твоего гражданского брака, Светочка, живёт на квартире с ребёночком, ютится по чужим углам. Клара, которую ты бросил беременной, живёт в родительском, старом, полуразрушенном доме на краю города.
– Нет, Ольга Антоновна велела, чтобы ты переехала ко мне жить и ухаживала за мной. А когда я умру, то тебе бы досталось всё движимое и недвижимое. Больше некому, деток у нас Ольгой не было.
– Ваня, пойми, я никогда ни за что ничего не возьму у тебя, у меня, слава Богу, своего в достатке. А Света твоя очень добрая, порядочная, трудолюбивая, ответственная. Только не очень счастливая, в мать, видно… Пойди к Свете вечерком, повинись, да и позови её жить к себе с внучком. Она-то и присмотрит за тобой получше других.
– Что ты, Мария, как, с какими глазами я пойду к дочке? Мне стыдно, неудобно. Ольга Антоновна не разрешала с ней общаться. Получается, что я её предал. Знаю, что Света хорошая, я даже в душе всегда гордился – моя кровь. Как стыдно, я предал и Свету, и её мать, и внука – всех. Я – подлец и предатель, Машенька. Как ты не понимаешь? Стыдно мне, очень стыдно. С какими я пойду к ним глазами?
Слёзы текли по враз постаревшему и осунувшемуся лицу Ивана, а он будто и не замечал их. Они сиротливо падали на старческую грудь, никто не вытирал и не унимал их. Мария Константиновна сидела рядом, молчала, тоже всплакнула.