Прошлое хватает душу цепкими пальцами вины и сожаления. Каждый проступок, каждое падение, каждое отступление от Божьих заповедей становится тяжким камнем, который грешник влачит за собой через годы и десятилетия. Даже исповеданные грехи продолжают преследовать его, как призраки давно умерших врагов. Даже омытые кровью Агнца беззакония не перестают обличать его чувствительную совесть.
Будущее терзает душу острыми когтями тревоги и страха. Каждая возможная опасность, каждое предполагаемое искушение, каждая вероятная скорбь заранее разрывает сердце, как стая хищных птиц – тело беззащитной жертвы. Человек, не имеющий твердой опоры в вечности, трепещет перед призраками грядущего, истощая силы в борьбе с врагами, которые, возможно, никогда не покажутся на горизонте его земной судьбы.
Учение о предопределении разрушает эту двойную тиранию одним могучим ударом Божественной истины. Оно провозглашает, что в вечном Божьем замысле грехи прошлого не только прощены, но и забыты, брошены в пучину моря (Мих. 7:19), удалены так далеко, как восток от запада (Пс. 102:12). Более того – они не просто очищены, но покрыты высочайшей праведностью Христа, которая вменяется верующему как его собственная.
Одновременно это учение утверждает, что будущие опасности уже преодолены в вечном «сейчас» Божьего промысла. Все грядущие искушения, все возможные падения, все предстоящие скорби уже учтены в том предвечном избрании, которое неизменно ведет верующего к прославлению. Ничто не сможет похитить избранных из руки Отца, никакие обстоятельства не отлучат их от любви Божией во Христе Иисусе.
Освобожденный от этой двойной тирании, верующий обретает способность жить в настоящем с той полнотой, которая недостижима никаким иным путем. Он более не пленник прошлого, ибо во Христе он – новая тварь и древнее прошло (2 Кор. 5:17). Он не жертва будущего, ибо грядущее заключено в нерушимые рамки Божьего избрания и никакая случайность не может разрушить вечный замысел.
Здесь сокрыт парадокс: именно доктрина о Божьем предопределении, которую критики обвиняют в умалении человеческой свободы, дарует наивысшую свободу – свободу присутствовать в собственной жизни, обитать в настоящем, соприкасаться с вечным «сейчас» Божественного бытия. Ибо нет большей неволи, чем вечно убегать от настоящего в несуществующие измерения прошлого и будущего; нет большего рабства, чем быть прикованным к тому, что уже минуло, и к тому, что еще не наступило.