Времени нет – есть только вечное сейчас. В этой простой истине сокрыта целая вселенная духовного понимания, перед которой меркнут все измышления человеческой мудрости. Мы пленники хронологии лишь потому, что отказываемся войти в реальность Божественного присутствия.
Во Христе и вечном сейчас рушатся все категории земного рассудка. Нет ничего, что нужно сделать, – ибо совершенное «совершилось» на Голгофе. Нет ничего, что нужно изменить, – ибо преображение уже осуществилось в воскресении Спасителя. Нет ничего, чего нужно избежать, – ибо все уловки врага разрушены сокрушающей силой Креста. Нет ничего, что нужно сохранить, – ибо все подлинное хранится не нашими усилиями, но десницей Всевышнего.
Мозг, привыкший решать, строить, планировать и защищаться, внезапно оказывается перед бездной непостижимого покоя. Как птица, выпущенная из клетки, не сразу понимает, что может лететь во все стороны, так и душа, освобожденная от тирании времени через откровение о предопределении, не сразу постигает свою свободу.
Созерцание заменяет суету. Пребывание вытесняет метание. Наслаждение Богом становится не удовольствием, но самой сутью существования. Покой разливается подобно утренней заре над холмами Иудеи. Безмятежность омывает раны издерганного заботами сердца. И все это – плод не мистических упражнений, но простого, детского доверия истине о предвечном избрании и вечном замысле Бога.
Мир Божий – не отсутствие конфликта, но присутствие Того, кто выше всех конфликтов. Он превосходит всякое разумение не потому, что противоречит разуму, но потому, что объемлет его, как океан объемлет каплю. Разум создан для познания этого мира, но не способен вместить его полностью, подобно тому как чаша не может вместить море.
Века сменяются, империи рушатся, звезды угасают – но вечное сейчас пребывает неизменным. И в этом сейчас душа, просвещенная светом предопределения, обретает то, что искала всегда, – полноту, для которой была создана прежде начала времен.
Преображение образа Бога в свете предопределения
Бог, созерцаемый через призму неуверенности, предстает в мучительной двойственности. В солнечные дни духовного благополучия Он – Отец, благосклонно взирающий на дитя Своё; в пасмурные часы падений – грозный Судия, неумолимо подсчитывающий беззакония. Утром Он улыбается, вечером гневается, и нет постоянства в этом зыбком мираже, созданном воспаленным сознанием неутвержденной души.