Освобождение от страха как суть новой жизни во Христе
Страх – первородное чувство падшего естества, первый плод вкушения запретного плода. Не скорбь, не стыд, не гнев, но именно страх стал первым движением души, отпавшей от Бога. «И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня; и скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога» (Быт. 3:8). То, что прежде было источником блаженства, – присутствие Создателя – превратилось в причину ужаса. Так в самом основании ветхого человека был заложен этот извращенный корень – боязнь Того, Кто есть Сама Любовь.
Страх пронизывает все существо ветхого человека, подобно тому как соль пронизывает морскую воду. Он становится не просто одним из многих переживаний, но фундаментальным способом бытия в мире. Каждая мысль, каждое решение, каждое действие совершается под его невидимым, но неумолимым давлением. Человек строит Вавилонские башни, возводит стены Иерихона, кует мечи и щиты – все в тщетной попытке защитить себя от древнего ужаса богооставленности, от перворанения отпадения.
Трагедия ветхого человека в том, что, бегущий от Бога в страхе осуждения, он неизбежно приходит к тому, от чего бежит. Стремясь избежать наказания, он создает свои системы самооправдания, которые приводят лишь к большему рабству. Желая спастись от смерти, он строит цивилизации, умножающие смерть. Пытаясь найти безопасность, он творит оружие, повергающее мир в хаос. Так страх становится самоисполняющимся пророчеством, замыкая человека в порочном круге саморазрушения.
«Бесы веруют и трепещут» (Иак. 2:19) – это поразительное свидетельство о природе демонической веры. Она не преображает, не освобождает, не приводит к любви, но только усиливает трепет. Ибо вера без уверенности предопределения есть лишь интеллектуальное признание факта существования Бога, которое не меняет фундаментального отчуждения между творением и Творцом. Она знает о Боге, но не знает Его; признает Его силу, но не принимает Его любви.
В этом же состоянии демонической «веры» пребывает и ветхий человек, полагающий, что его спасение зависит от его собственных деяний, от колеблющегося маятника его духовных успехов и неудач. Он подобен Каину, приносящему дары в страхе, а не в любви, стремящемуся заслужить то, что может быть только даровано, пытающемуся купить то, что предлагается даром. И чем усерднее его труды, тем глубже разверзается пропасть отчаяния, когда он в очередной раз обнаруживает собственное несовершенство.