Уверенность, зависящая от состояния духа или ревности в благочестии, обречена на постоянные колебания. День благодати сменяется ночью оставленности, час восторга уступает времени пустоты. И в этой непрестанной смене душевных сезонов вера то расцветает пышным цветом, то увядает до неузнаваемости. Какое жалкое основание для вечной надежды! Какой зыбкий якорь для корабля, плывущего через бурное море жизни к берегам вечности!
Христианство, построенное на зависимости спасения от человеческих дел или состояний, превращается в религию непрестанного страха и сомнения. Сегодня благодать обретена, завтра – утрачена, послезавтра – вновь восстановлена, и так до бесконечности. Душа, как измученный путник, блуждает между отчаянием и самонадеянностью, никогда не находя покоя.
Совершенно иную реальность открывает учение о предопределении. Здесь уверенность в спасении зиждется не на переменчивых эмоциях или несовершенных делах, но на неизменном решении Бога, принятом прежде основания мира. Это подобно дому, возведенному не на песке человеческого произволения, но на нерушимой скале Божественного избрания. «На сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16:18).
Предопределение переносит центр тяжести с человеческого на Божественное, с временного на вечное, с неустойчивого на непоколебимое. Спасение перестает быть функцией человеческого выбора и становится проявлением Божьего решения. Не «я избрал», но «Я вас избрал» (Ин. 15:16) – в этой перемене перспективы заключена вся революция духовного видения, которую производит доктрина предопределения.
Утвержденная на таком основании уверенность остается непоколебимой даже в периоды духовной сухости, даже во времена тяжких падений. Ибо если наше спасение зависит не от нас, но от Него, то и препятствия, которые мы воздвигаем, не могут отменить Его вечного решения. «Ибо дары и призвание Божие непреложны» (Рим. 11:29) – эти слова становятся не отвлеченным богословским утверждением, но живым якорем души, утверждающим ее в бурях мятежного века.
Между хрупкой надеждой и непоколебимым знанием лежит пропасть шириной в вечность. Многие христиане всю жизнь проводят в томительном полумраке неопределенности, где «может быть» и «надеюсь» становятся жалкими суррогатами веры. Они живут как нищие у врат царского дворца, не смея войти, хотя им уже вручен ключ.