Секунда. И двери со звуком скрипа распахиваются одновременно. Коричневые мозолистые пятна от дверей отбрасываются на улочке ровно в 5:55. Ни минуты позже. Именно в это время и господин L, и другие солидные мужчины в чёрных, лакированных, безличных, медяных шляпах покидали дом, дружно направляясь по жёлтому камню на работу, в школу, в университет и прочие места. Казалось, они словно были выходцами из часов с кукушкой, проезжающих по конвейеру в единообразном виде, как металлические человечки. Леди, выглядывая слегка из-за двери, но не выходя за порог дома, смотрела на ровный шаг, как у военных, идущих без единой осечки. Под их ритм казалось, умолкал город, и словно молоточком постукивала одна из фигур по наковальне, пробивая 6 вместе с последним скрывшимся силуэтом за углом.
Уолл-Пере Винс стрит всегда безукоризненно действовала по часам. Причём настолько отчётливо, что ни разу ни единая особь не опаздывала. Вы спросите меня, были ли люди, которые выходили «не в такт» часам. Разумеется, были. Все, как и человеческое существо, любят не подчиняться правилам, от этого всемогущества и возможностей, что может почувствовать человек, чаще всего и происходят великие беды. Правда, в нашем случае таких людей уже давно не видели. Слухов на этой улочке не бывает, как казалось, и места вне этого пространства будто также и не бывало.
Леди с Уолл-Пере Винс после ухода господина L усаживалась на бархатный диван и мечтала. Это были редкие минуты содрогания её губ в лёгкой и детской улыбке, столь светлой в мире часовщиков, что казалось, таких моментов стоила вся её жизнь. Леди с Уолл-Пере Винс была далеко не глупа, но и не слишком умна. Она часто безмолвствовала, читала запрятанные книги, спрятанные под швом из подушки… Смотрела на зеркальные поверхности, лужи, стеклянные бутылки или на блюдце с купающимися в нём травами в лёгком светлом одеянии. Она была способна замечать мелочи, на которые другие не обращали ни единого внимания. Леди была способна увидеть красоту, возможно, лицезреть душой. Однако в своей внутренней красоте она была весьма одинока. Наличие мужа не явило в ней то, чего она ожидала. Это будто была обязанность, то, что ей навязали с детства общество. Желала ли она этого и искренне была ли влюблена? Раньше – возможно, отчасти, но сейчас при единой мысли о любви с безнравственным существом на её лице проникали нотки ужаса и безликого бытия. Тот навязанный людьми брак выковал в ней непорочность и внутреннее желание сбежать.