– Гимнастка, – заключил я, – очень способная гимнастка.
– Больше нет.
Было не совсем ясно: больше не гимнастка или больше не способная. Но и то и другое было душераздирающим. Несмотря на ее достаточную взрослость, я увидел перед собой обиженного ребенка, которому не дали рассказать. Или договорить. Девчонка откровенно издевалась над собой, превращая тело в кусок мяса. Она истерзала свои руки, мышцы на голом животе казались каменными, ноги не знавали отдыха. По себе это знаю, сам раньше не умел останавливаться, но я-то измывался над собой из удовольствия, а она – со злости.
– Так не пойдет, у меня есть крем на работе, твои ладони надо смазать, – я позволил себе дотронуться до нее.
– Не надо.
Ее губы задрожали. Чем больше она выпускала слов изо рта, тем сильнее выступали слезы на ее глазах.
– Все, идем, правда. Не могу на это смотреть. Я работаю в этой кафешке, так что можешь не бояться. Меня зовут Эд.
Она отстранилась, выдернув ладони из моих рук. Я почувствовал себя тем еще доставалой. И правда, чего к ней привязался? Может, у нее случилось что-то посерьезнее израненных ладошек, а я налегаю.
Но то, что произошло потом, озадачило меня. Девчонка встала в боевую позу и без разбора стала бить уличную грушу. Конечно же, она не борец и удары больше ранили ее, нежели «противника». Кулаки были недостаточно крепкими или упругими, оттого врезались в декорированную кожу боксерского мешка и отскакивали. Костяшки ее пальцев с очередным ударом сильнее краснели и, наверное, неимоверно горели.
– Ошибка. Сниженный балл. Ошибка. Вылет из пятерки. Ошибка. Ошибка. Ошибка. Я – ошибка! – она повторяла в такт ударам, всхлипывая и, скорее всего, уже ничего не видя перед собой из-за пелены слез.
– Ты проиграла?
– Перенервничала и вылетела с чемпионата России по гимнастике. Всего-то! – ее голос начал проявляться. Она не говорила, а выплевывала слова, выкрикивала, адресовав их груше: – Это был мой последний шанс! Последний! Уже поздно! Мне восемнадцать, больше нет времени! Я не справлюсь. Я – ошибка! Не так прыгаю, не так хватаюсь, не так приземляюсь. Все не та-а-ак!
Из состояния никчемности может вывести только что-то внезапное, чего совсем не ожидаешь. Я схватил ее рюкзак, лежавший в траве, накинул на плечи и побежал. Она не сразу заметила, так как была сконцентрирована на своей боли. Но когда заметила, ужаснулась: