Наделавшая шума опрокинутая вешалка валялась тут же. И с грохотом падала снова и снова, когда Гилберт пытался вернуть ей – а заодно и себе – вертикальное положение, но опять заваливался на пол. Чертыхался и начинал сначала.
Март возвел глаза к потолку в молчаливой молитве и, не выдержав, таки оторвался от дверного проема и подошел к пьяному вдрызг помощнику.
– Вставай. – Протянул руку.
Гилберт, после очередного падения угнездившийся на корточках, поднял к нему мутный взгляд.
– Это… ик!.. оч-чень… люб-безно… с-с… в-вашей… ик!.. стороны… л-лорд…В-ви… Вы… В-ви-ы-ы… – Заплетающийся язык так и не смог выговорить «Викандер», и Поллоу, устало отмахнувшись, замолчал, бессильно осев на пол и снова икнув.
– Позорище, – проворчал Мартин; шагнул ближе, поднял белого мага за воротник распахнутой и мокрой, хотелось бы надеяться, от снега шубы. – Надо же было так налакаться.
Убедившись, что помощник в силах сохранять вертикальное положение самостоятельно (хоть и при помощи стены), Март отошел, чтобы вернуть на место вешалку.
– До кровати-то дойдешь? – Повернулся к белому.
Тот пожал плечами, выпятив нижнюю губу, и, не отрываясь от стены, принялся разматывать шарф.
Март нахмурился: желтый вязанный шарф в черную полоску, будто брюшко пчелы, – ничего подобного в гардеробе Поллоу он прежде не видел.
Хмыкнул.
– Тебя напоили и приодели, что ли? Не знал, что в борделях дарят подарки.
На самом деле, когда Гилберт не таскал на себе хламиду, одевался он дорого и со вкусом. Цветной шарф с кривыми петлями и бросающимися в глаза узелками, будто нитка постоянно рвалась во время вязания, в его образ совершенно не вписывался.
Повесивший было нос белый маг снова вскинул голову.
– Я был в клубе… ик!.. В приличном обществе… ик!.. – И важно поднял вверх руку с вытянутым к потолку указательным пальцем.
– Зато в неприличном виде, – пробормотал Мартин себе под нос, поняв, что сейчас помощник в таком состоянии, что любые вопросы бессмысленны. – Не вздумай блевать в гостиной, – строго велел белому и, развернувшись, направился в свою комнату, думая о том, что даже собачий холод не помешает ему открыть окно, чтобы проветрить.
Сзади послышался звон металлических ножек вешалки – видимо, Гилберт снова ее задел, а потом, судя по сдавленным чертыханиям, принялся ловить.
Март закатил глаза, но не обернулся. Плевать, он ему не нянька.