– Фамилия эта древнее на два века, и герцог носит титул «Высочество».
– Прекрасно! Кузине это понравится!
– Не думаю. Герцогу сорок семь лет, он очень нездоров и устал от жизни. К тому же он вдовец, и у него есть дочь, Мария Орлеанская, почти ровесница Анны-Женевьевы. Еще одна подробность: у герцога есть любовница, герцогиня де Монбазон, которая не собирается с ним расставаться, хотя изменяет ему с Франсуа де Бофором. Чтобы обрисовать ситуацию до конца, прибавлю, что герцог – губернатор Нормандии и подолгу живет там. Как вам все это?
– Но раз он не «утонченный ум», кузина скорее всего ему откажет и…
– Нас ждут в нашем уютном доме тяжкие дни! Вы забыли, что, пока король на войне, мой супруг и канцлер Сегье становятся его наместниками в Париже, и принц, разумеется, живет здесь с нами. Так что отец и дочь смогут обмениваться мнениями по поводу будущего брака сколько захотят. Повторяю, нам будет не до веселья! Но мне послужит утешением ваша милая улыбка и веселый нрав вашего брата Франсуа, моего дорогого пажа!
Опасаясь гнетущей атмосферы в своем доме в последние недели зимы и весной 1642 года, Шарлотта де Бурбон-Конде лишний раз подтвердила свое здравомыслие, хотя со стороны и могла казаться особой легкомысленной, знающей толк лишь в светских удовольствиях. Шарлотта заранее постаралась избавить себя от ада, который ожидал ее в собственном доме, и стала еще чаще проводить время у своей дорогой Катрин де Рамбуйе, уезжая к ней вместе с Изабель и оставляя Франсуа дома. Он был ее зоркими глазами и чуткими ушами, ее доверенным лицом и сообщал ей обо всем, что происходит в доме.
А начало тяжелым временам положил ужин первого марта. Когда принесли десерт, принц де Конде поднял кубок, наполненный его самым любимым вином Вуврэ, и с довольной улыбкой произнес:
– А теперь мы выпьем за ваше счастье, дорогая моя дочь! Пришла пора выдать вас замуж, и я отдал вашу руку тому единственному, кто был достоин ее получить.
Анна-Женевьева машинально подняла свой бокал в ответ, но тут же, даже не пригубив, поставила его обратно и холодно проговорила:
– Вот как? А мне казалось, что в свои четыре года монсеньор дофин слишком юн, чтобы просить моей руки.
Конде и секунды не потребовалось, чтобы вспыхнуть от гнева и перейти на крик.
– Дофин?! Да вы окончательно лишились разума, дочь моя! В вашем возрасте вы могли быть ему матерью! Чудная была бы пара, право слово! Черт возьми! Мне кажется, желание надеть на себя корону стало манией в этом семействе!