Вместо этого в стенах отделения выстраивался скромный уют, в центре которого, как казалось Алану, находились они с Еленой. Все постепенно, осознанно и не очень, тянулись к их мнимому равновесию.
– Так того и гляди скоро мне не останется работы, – наигранно ворчал доктор Мортимер.
Алан бахвалился перед ним, гордясь достигнутым, хотя его и посещали смутные сомнения, что он был почти ни при чем. Врач хлопал его по плечу и улыбался, но в короткие моменты просвечивал глазами насквозь, устало поправляя очки. Хотя постепенное улучшение состояния самого Алана доктор Мортимер не отрицал. По наблюдениям персонала, парень больше не проявлял каких-то особых отклонений, не отвлекался на воображаемые раздражители и более вовлеченно взаимодействовал с другими, впервые со времен своего поступления. Сам же Алан ничего не замечал. Его интересовала только Елена, и больше он не думал ни о чем.
Однажды, ближе к Новому году, они гуляли во дворе. На часах был еще день, но усталое зимнее солнце уже валилось за горизонт. Они молча стояли, окруженные последними сияющими на снегу лучами, и наслаждались моментом. Елена ухватила его под руку и положила голову на плечо. По телу Алана пробежало электричество, лицо растянулось в широкой улыбке, и ничто больше в мире не было важно.
– Значит, вот эта парочка? – кивнула доктор Стоун, наблюдавшая за пациентами с третьего, верхнего, этажа лечебницы.
– Да, они.
Доктор Мортимер смотрел на пару через соседнее окно. По сравнению с высокой и плотно сложенной доктором Стоун, он казался маленьким и щуплым, и несмотря на то, что это был его кабинет, он не чувствовал себя в нем главным.
– По-хорошему, выписать надо не его, а ее.
– Она не обсуждается. Еще раз что-то подобное скажешь – и можешь писать заявление по собственному, – сверкнула Стоун темными глазами.
– Я знаю…
– И характеристику я тебе не дам. Или дам такую, что рыдать захочется.
– Я понял! – голос Мортимера немного надорвался.
– Не кричи… Паренек твой, ты сказал, что он функционален, но без насильственных наклонностей.
– Да, именно такой, как ты просила. Других я пока не готов отдать. А он если и жесток, то только по отношению к себе.
– Вот и нормально, – Стоун задумалась на пару секунд. – Подержи его у нас до весны, отшлифуй его чем-нибудь не очень крепким. Потом оформишь как обычно.