На пределе - страница 16
– Здравствуй, Алекс, – поздоровался Эдгар, всеми силами стараясь сохранять самообладание.
– Привет, – вымученно, будто у нее рак в терминальной стадии, ответила женщина, вяло протягивая бледную руку в жесте, свойственном исключительно мужчинам.
Брови Эдгара поползли вверх. Негодование мгновенно перетекло в злобу. Патетически ухмыльнувшись, как если бы карлик бросил ему вызов на бой, Эдгар покачал головой и занялся приготовлением кофе.
– Эдгар, – взывая к его такту, позвала Дженни.
– У тебя все нормально? – подхватила Алекс.
– Намного лучше, чем у тебя.
– А по виду и не скажешь.
– Твое удивление легко объяснимо. Ты настоящего мужика не видела рядом с собой.
– Неужели? А мне кажется, что дома меня ждет как раз такой.
– Заблуждаешься, Алекс. Дома тебя ждет соплежуй, который не в состоянии отодрать тебя и указать тебе на положенное природой место. Именно поэтому, ты пытаешься пожать руку тем, ниже кого находишься на ступенях иерархической лестницы, выстроенной природой еще в те далекие времена, когда макаки-резусы стали причиной наличия протеина в твоей крови.
– Эдгар! – воскликнула Дженни.
– Ты совсем охренел? – снова подхватила Алекс.
– До нужной степени, уж точно, – холодно ответил Эдгар, не смотря на клокочущий внутри гнев.
– Ты бы прежде, чем лезть в чужую семью, в своей для начала разобрался, – выплюнула Алекс.
– В моей семье все прекрасно.
– В семьях где все прекрасно, супруги не спят в отдельных комнатах.
Залив кипятком растворимый кофе и разбавив его холодной водой, Эдгар снова повернулся к женщинам, скрестив руки на груди.
– Пока ты ночью со своим мальчиком занимаешься тем, что я лишь с большой натяжкой могу назвать сексом, в жалкой надежде произвести на свет такого же бесхребетного сноба, как и ты, я ловлю за кадык тех, кто может лишь в кошмарном сне тебе присниться.
– Я ухожу, – отрезала Алекс.
– Алекс, подожди! – вскочила Дженни.
– Да, подожди, Алекс, я сам уйду.
Одним глотком осушив чашку кофе, Эдгар вышел из дома и сел в машину. По дороге на базу, он злился все больше, точно зная, что жена примет сторону своей сестры, даже не обдумав произнесенные им слова. Некоторым людям родственные связи заменяют мозги и здравый смысл. «И любимого человека могут заменить», – с грустью подумал Эдгар. Показав пропуск патрульному, он, скрипя покрышками по асфальту, рванул с места и резко затормозил лишь на парковке своего корпуса. Переодевшись, Эдгар вошел в оружейную, взял «Беретту» и три полностью снаряженных магазина к ней и вышел на задний двор, где располагалось стрельбище: площадка размерами пятьдесят на пятьдесят метров с трехметровой бетонной стеной позади мишеней. Вставив магазин в пистолет и дослав патрон в патронник, Эдгар занял позицию и прицелился. Еще не спустив курок, он услышал выстрел в дальнем от него конце площадки. Сделав шаг назад от преграды и выглянув из-за разделяющей стенки, он увидел Кару. Девушка вела прицельный огонь с расстояния двадцати метров. Вернувшись к тому, ради чего приехал, Эдгар вставил магазин, молниеносно дослал патрон и прицелился. В этом конце площадки мишень располагалась на наибольшем удалении от стрелка – пятьдесят метров. Это предельная дальность прицельного выстрела из «Беретты». Привычным образом обхватив рукоять пистолета, как его и учил наставник много лет назад, Эдгар занял позицию, выровнял дыхание и открыл огонь по два выстрела за раз, чтобы нивелировать отдачу и возвращать уходящий вверх ствол на траекторию стрельбы. Ощутив, как пламя гнева лишь разрастается в нем, Эдгар высвободил весь магазин и принялся за второй. Ничто в жизни не доставляло Эдгару большего удовольствия, чем выражение собственных не скованных какими бы то ни было рамками эмоций. Он любил и берег свою жену, словно она была единственной женщиной во всем белом свете. Ухаживал и всячески окружал ее вниманием так, что другие женщины всегда с завистью на нее поглядывали в тщетных попытках разгадать ее секрет. Но никаких секретов не было. Все дело было в Эдгаре. По своей натуре он был однолюбом и встретив, по его мнению, ту единственную, готов был целовать землю, по которой она прошлась. Эдгар занимался сексом, словно впервые в жизни увидел женщину и не знал пресыщения, не знал привычки, ни на толику, не охладев к своей супруге за семь лет совместной жизни. Но и ненавидеть Эдгар был способен всем своим существом. Стоило ему выйти из себя, как гнев жгучим ядом заполнял его жилы, отравляя безумием все его существо и провоцируя крушить все стоящее на его пути. Эдгар был одним из тех немногих людей, кем руководят эмоции, и он этого не стыдился. Напротив, он гордился тем спектром чувств, на которые был способен и видел предательство собственных принципов в одной лишь мысли о том, чтобы гасить их. Эдгар был твердо убежден в том, что глубокие чувства и острые эмоции – единственное, что отличает человеческое существо от животного – это дар свыше и будучи выраженными физически или вербально, они, подобно, радиоволнам так и будут жить в мироздании, оставив неизгладимый след о своем владельце в памяти живущих после него. Эдгар всегда сражался, любил и ненавидел на пределе своих возможностей и в том, чтобы подтачивать свой темперамент ради тех, кто лишь фоном присутствует в его жизни, видел акт унизительный и недостойный. Сколько раз Эдгар тщился втолковать Дженни, что он не обязан заводить дружеские отношения с ее сестрой, что он вправе самостоятельно решать, как ему вести себя в ее присутствии и не оглядываться на тот факт, что они сестры, но все напрасно. Все его аргументы и попытки убедить жену в том, что лишь она одна должна волновать его, что лишь она вправе рассчитывать на его безоговорочную лояльность, в то время, как ее самовлюбленная и на пустом месте самонадеянная, холодная, как атлантическая сельдь, сестра, не более, чем пустое место для него, играющее роль меньшую, чем даже одноклассники из начальных классов, воспринимались агрессивно. Дженни считала, что Эдгар должен с уважением относиться к ее сестре и требовала сердечного к ней обращения. Эдгара же тошнило от людей подобных Алекс, людей апатичных, единолично и беспричинно возомнивших, что они что-то значат, людей, несущих себя так, словно они члены королевской семьи, хотя и тех кривозубых бездельников и пустозвонов англичан, с их, вызывающей желание сбить ее, спесью, Эдгар презирал.