Если быть точным – то довлюбиться в нее. Я спросил: «Что тебе привезти из Питера?», и она написала: «Привези мне подарок».
Я был счастлив от этих слов. Несколько дней ломал голову. Решение было найдено. Нужно привезти ей зонт с изображениями нашего города – это будет гроссмейстерский ход. Я вновь хотел проверить ее чувственную отзывчивость. Ведь это не просто зонт – я объясню ей, что это прибор, который позволит обратить анапский дождь в петербургский, достаточно взглянуть наверх.
Теперь, если она не полюбит меня, решил я, значит она моей любви не стоит.
Из окна поезда я наблюдал метаморфозу пробуждения природы. Следил, как голый, грязный питерский апрель двигается к пышному анапскому. Менялся даже асфальт платформ, он становился мягче, делался доступным для обоняния. Полноценная поздняя весна явила себя в три часа ночи. Я вышел на платформу. Фонари освещали лишь часть деревьев, но даже этой зелени было достаточно для моего восторга. Затем подул ветер, и я услышал позабытый шум листьев, сообщавших о величине своих владельцев. Договорившись с помятым таксистом, я доехал до дома Эли, где также жили наши общие друзья, и оставил у них вещи. За разговором рассвело, и, прежде чем направиться к Эле, я решил еще немного насладиться предвкушением встречи.
Я прошел до моря под стрекот анапских цикад, потом повернул обратно, и где-то на выходе с набережной меня остановила фраза:
– Мне доложили, что ты приехал. Но почему ты сразу не пришел?
Эля была в нежно-голубых джинсах, розоватом худи и белых кроссовках. Я не нашел сразу, что ответить.
Я подошел и обнял ее. Благодаря тому, что Эля стояла на камне, она была всего лишь на голову ниже меня.
– Не поранилась?
– Ты про что?
– Мои ключицы остры.
– Я вообще обниматься не очень, – сказала она.
– А что ты любишь?
– Паркур.
– Любишь обниматься со зданиями?
– Больше, чем с людьми.
– Ну извини.
– Ничего.
Мы сидели на пыльном бордюре. Я вручил Эле подарок, тут же пытаясь считать ее реакцию. Она, будто заранее знала, что я привез, сказала теплое, но нейтральное «спасибо».
Потом мы дошли до моря, до дикого пляжа. Эля развернула зонт и скрылась под ним. Я хотел ее сфотографировать, но она пряталась от меня. Все превратилось в игру.
Затем я подсел к ней на очень колкий пористый камень и тут же понял, что, пока мы будем говорить, мне придется часто елозить задом. Но Эля внезапно сказала: