Её рука расплёскивает прозрачную воду, обнажая дно розового мрамора. Кате шестнадцать лет, она определённо это знает и помнит. На ней удлинённый хитон персикового цвета из полумягкой натуральной ткани, собранный драпировочными фалдами выше талии, серебряные сандалии на ногах, волосы частью распущены, частью собраны наверх деревянными узорчатыми заколками, а по лобной части головы протянута тонкая нить диадемы.
Издалека доносится шум морского прибоя. Да, да, точно так. Это волны набегают на камни и откатываются назад. Море! Южное море! Ведь Катя никогда его не видела! Она живёт на море, да. Но это северное море, совсем не такое, как то, в воспоминаниях. А уж в шестнадцать лет сегодняшняя Катя никак не могла видеть море, разве что на картинках или по телевизору!
Она ещё раз шлёпнула рукой в браслетах по струящейся воде и услышала, как её зовёт женский голос. Только почему-то зовут её не Катей, а другим именем, и она бежит на этот зов! Но речь! Речь вроде бы чужая, а Катя безо всякого труда понимает её. Бежит на увитую пахучим виноградом терраску, с которой рыжие каменные ступеньки ведут вниз, к морю.
Вот оно – южное море, шуршащий рокот прозрачной волны: шир-шир, шир-шир. Терраску окрутил красный виноград, от его плодов веет пьянящим ароматом. Перед ней женщина в длинном светлом хитоне – её мать. Но у Кати другая мама! Однако Катя сейчас знает, что женщина на терраске всё же её мать. И, Бог мой, что-то общее есть в чертах её лица с чертами лица настоящей Катиной мамы – неопределённый, но заметный налёт безусловного сходства. И зовёт она её странно: «Калиопи, ндо фтас?» Что за язык? Но Катя откликается на имя и великолепно понимает речь. Мало того, она сама начинает говорить на этом красивом, певучем наречии.
Мама пожурила Калиопи за то, что та не принесла вовремя в дом воды, вручила ей кувшин, и Калиопи помчалась по каменным ступенькам вниз, к роднику, легко и быстро, как горная козочка, водрузив кувшин на плечо. Нет, это не кувшин, ну, не такой кувшин, не современный, какой Катя привыкла видеть. Это греческая амфора для воды – на чёрном лаке сосуда нарисованы человеческие фигуры в терракотовом цвете. Вот точно такая, как в краеведческих музеях, только целая, новая, годная для употребления – "действующая" посуда.