Если кто-то не читал роман «Джейн Эйр», то наверняка помнит кинофильм с неподражаемой Зилой Кларк в заглавной роли. Это роман-иллюзия молодой писательницы, безответно влюблённой в местного эсквайра сэра Роберта Честертона, выведенного в романе под именем Рочестера.
Ах-ах-ах… К сожалению, в жизни получилось совсем не так, как мечталось самой Шарлотте. И если две младшие сестры – Эмили и Энн – написали свои романы «Незнакомка» и «Грозовой перевал» под влиянием влюблённости в викария Артура Белл-Николса, то Шарлотта – наоборот. Она была абсолютно равнодушна к нему. В то же время ему понадобилось без малого восемь лет, чтобы добиться её руки. И добился лишь после смерти обеих её сестёр. Однако Шарлотта согласилась на замужество только потому, что у неё не было выбора. Между перспективой стать женой священника и постригом в монахини как бедной дочери священника третьего пути судьба не дала. Никто из мужчин, кроме Белл-Николса, не удосужился задержать на ней свой взгляд. А сэр Роберт Честертон даже не ведал о существовании некой Шарлотты, так как не посещал церковь Хоуорта, где служил её отец Патрик Бронте. Сэр Роберт хоть и не был очень богатым, закидывал удочки туда, где пахло златом. Сама же Шарлотта готова была за неимением денег отдать ему саму себя, принять его хромым, обгоревшим и одноглазым, каким и вывела в романе. А ведь не зря говорят: чтобы стать женою Зигфрида, надо самой быть Брунгильдой. А помните, как в романе отозвался о Джейн Эйр её кузен, молодой священник Сен-Джон Риверс? «Больная или здоровая, она всегда будет невзрачной – её черты совершенно лишены изящества и гармонии, присущей красоте». И это в полной мере относилось к самой Шарлотте, когда в 38 лет она согласилась стать женой ненавистного ей викария Артура Белл-Николса. Его книжный двойник порывался уехать в Индию и уехал. Но сам Николс никуда не собирался. И то, чему более всего противилась Шарлотта, произошло: она, по-русски говоря, стала попадьёй.
Но ещё более неудобным для неё фактором было то, что он не был человеком глупым. И хоть всё её женское естество противилось ханжеским законам общества и библейским догмам, к великой своей досаде она вынуждена была признать, что сама она тоже лицемерка, а он, её муж, был всегда и всюду прав, цитируя свой любимый «Экклезиаст», видя её отчаянные потуги стать профессиональной писательницей. Нет, он не считал её дурой, ведь он любил её, и любил не за красивые глаза, чего как раз у неё не наблюдалось. Он признавал её неординарной и даровитой. Но при этом говорил: «Дорогая, в Библии всё есть, и не надо писать новую, не поняв старую». Он так хотел детей! А ей грезилось быть и точкой опоры, и рычагом, чтобы перевернуть мир. А тут он со своим бесконечно мудрым «Экклезиастом», так и сыпал его сентенциями: суета сует – всё суета!