И они, наконец, отошли. Урон, нанесенный им, был значительным, но не настолько, чтобы заставить наемников убраться совсем. Убитых, оставшихся лежать под стенами, было не меньше полутора десятков. Раненых и обожженных гораздо больше: человек тридцать. И все же, насколько я мог судить, наемники собирались продолжать осаду. Хотя следующего штурма ждать пришлось долго. Прыти у вояк явно поубавилось. Наши потери состояли из одного убитого и четырех раненых. Неплохой счет.
Мы продолжали находиться на стенах, но кроме угроз и отдельных прилетавших издалека стрел, за весь день больше ничего не случилось. Я мог поздравить свой гарнизон с первой победой над врагом. Справедливость требовала включить в число отличившихся Жиля Пуле. Скрепя сердцем, я похвалил и его. Не думаю, что он переменил свое мнение обо мне, но сейчас нужны были все способные стоять на стенах.
Вечером я расставил караулы и отпустил остальных своих воинов отдохнуть. Одна смена из четырех должна была находиться в полной готовности и поспешить на стены при звуках тревоги. Я еще раз обошел двор. Вокруг было тихо, часовые несли службу, и придраться было не к чему. Проходя мимо кухни, я вспомнил, что почти ничего не ел за весь день и здорово проголодался. Я был совсем не прочь перекусить, и даже острый язык доброй Доминики не охладил мое намерение. Я вошел в кухню, где всегда поддерживали огонь в очаге, и застал там все поварское сообщество. Меня забросали вопросами об обороне, и я поспешил всех успокоить, утверждая, что беспокоиться не о чем. Мне подали мясо тушеного кролика в ароматной подливе, и я даже не заметил, как опустошил блюдо. Доминика разогнала собрание и принесла кувшин красного вина, подогретого с пряностями.
– Выпьем за храбрость нашего гарнизона и за их доблестного капитана, – предложила она и первой осушила свой кубок. Я выпил вино, и оно как-то сразу ударило мне в голову. Немудрено, ведь я не спал почти всю ночь и весь день пробыл на ногах. Поэтому я поспешил удалиться, чтобы хоть немного поспать. Ночью мне вновь предстояло проверять посты. Я сделал вид, что не понял немого призыва Доминики и, придя в свою комнату, завалился на постель, избавившись лишь от железа.
– Сколько еще тревожных ночей мне предстоит? – подумалось мне, прежде чем я провалился в сон.