«Флоренция заплатит за смерть моего брата. Я найду способ отомстить этой республике лавочников и ростовщиков. Здесь, при французском дворе, у меня есть влиятельные союзники».
К середине августа положение флорентийского посольства стало критическим. После очередной встречи с Тривульцио, который откровенно насмехался над флорентийскими притязаниями, Макиавелли написал откровенное предупреждение Синьории. В его письме звучало разочарование и горькая мудрость:
«Бессмысленно вечно говорить о верности Флоренции французской короне, манить тем, чего король мог бы ожидать от Синьории, если бы мы были сильны, и какую защиту и опору величие Флоренции дало бы государству, которое будет у его величества в Италии».
Но еще более пророческими стали его слова о новой природе международных отношений:
«Все это бесполезно, потому что французы смотрят на вещи другими глазами и судят иначе, чем тот, кто не был здесь. Они ослеплены своим могуществом и сиюминутными интересами и почитают только тех, кто хорошо вооружен и готов платить им деньги».
Франческо делла Каза, не выдержав напряжения и лишений, при полном отсутствии внятной позиции Синьории, объявил своему помощнику о скором отъезде на «лечение». Прощальная беседа была болезненной:
«Никколо, я больше не могу. Эти французы смотрят на нас как на попрошаек. Моя репутация и мое здоровье страдают. Я еду в Париж на лечение», – сказал он, едва сдерживая свои эмоции.
Макиавелли остался один лицом к лицу с французским двором. Его отчаяние прорывалось в письмах домой:
«Я уже истратил из собственных средств 40 дукатов и поручил своему брату Тотто занять еще 60. Наш чин, наши личные свойства, да и отсутствие у нас права предлагать то, что могло бы прийтись по нраву французам, – все эти обстоятельства окончательно погубят дело».
Среди множества дипломатических бесед одна стала особенно знаменитой. Кардинал Руанский – Жорж д'Амбуаз – принимал Макиавелли в своих покоях. Человек исключительного ума, но чрезвычайно склонный к высокомерию, он имел обыкновение встречать послов младших республик с нарочитой холодностью.
Разговор зашел о действиях Чезаре Борджа в Романье. Кардинал, небрежно листая документы, бросил:
«Итальянцы мало смыслят в военном деле. Посмотрите на своих кондотьеров – они больше заботятся о собственной выгоде, чем о победе»