Палаццо дель Барджелло встретил арестованных своими толстыми стенами и узкими окнами, похожими на бойницы. Во внутреннем дворе Макиавелли увидел Босколи и Каппони, уже закованных в цепи. Их лица были в синяках – первые следы допросов.
«Никколо! И тебя схватили?» – воскликнул Босколи, увидев Макиавелли. «Но ты же не…»
Стражник ударил его по лицу, прерывая фразу. «Молчать! Заговорщикам запрещено разговаривать!»
Всех арестованных вели по очереди в канцелярию тюрьмы, где нотариус записывал их имена и предъявляемые обвинения. Когда очередь дошла до Макиавелли, он услышал, как писарь монотонно читает: «Никколо ди Бернардо Макиавелли, бывший секретарь Второй канцелярии и Совета Десяти, обвиняется в участии в заговоре против семейства Медичи и законной власти Флоренции».
«Это ошибка, – спокойно произнес Макиавелли. – Я не участвовал ни в каком заговоре».
Нотариус поднял на него усталые глаза. «Все так говорят, мессер Никколо. Впрочем, у вас будет возможность доказать свою невиновность… если выдержите допрос».
После регистрации Макиавелли отвели в камеру в нижнем ярусе Барджелло – тесное помещение с каменными стенами, покрытыми плесенью, и крошечным окном под потолком, через которое едва проникал свет. В углу стояло ведро для нечистот, распространявшее зловоние. Вместо кровати – охапка гнилой соломы.
«Добро пожаловать в ваши новые покои, … секретарь», – ухмыльнулся тюремщик, захлопывая тяжелую дверь.
Джованни Берарди, политический деятель, оказавшийся в соседней камере, потом вспоминал: «Когда все стихло, я услышал, как новый узник в камере рядом со мной тихо напевает строки из «Божественной комедии» Данте. Это был Макиавелли, и он цитировал отрывок о круге предателей. Ирония судьбы – человек, обвиняемый в предательстве, находил утешение в стихах о вечных муках предателей».
Первые часы после ареста стали для Макиавелли настоящим кошмаром. Его доставили в мрачное здание тюрьмы Барджелло, бывший дворец подесты, где располагалась городская стража. Здесь, в сырых и холодных камерах, содержались узники, ожидавшие суда или казни.
Луиджи Пассерини, смотритель тюрьмы, оставил записи о заключенных этого периода. «Макиавелли прибыл в состоянии крайнего смятения, – писал он. – На вопрос о заговоре он отвечал решительным отрицанием. «Я не имею к этому никакого отношения», – повторял он