Экзистенциальные истории, или Карусель жизни - страница 6

Шрифт
Интервал


Оформив документы, и получив ключ от комнаты на втором этаже. Я двинулся к лестнице, которая вела вверх. Гостиница оказалась на редкость уютной, с просторным фойе, где множество столиков и кресел располагали к неспешной беседе. Краем глаза я заприметил камин, возле которого примостились два мягких кресла – именно то, что сейчас было нужно моей уставшей душе.

Поднявшись по скрипучей лестнице, я нашел свою комнату. Она оказалась небольшой, но чистой и аккуратной. Уставший, я бросил чемодан на пол и подошел к окну. Дождь все еще лил, но сквозь пелену воды можно было различить очертания реки, протекающей за городом.

Я сел на кровать и на минуту закрыл глаза. Шум дождя за окном действовал умиротворяюще. Впервые за долгое время я почувствовал себя в безопасности и покое. Кажется, я нашел то, что искал.

Завтра будет новый день. День знакомства с этим тихим городком и его жителями. День, когда я смогу начать новую жизнь, вдали от суеты и стресса. А пока я просто наслаждаюсь тишиной и дождем за окном.

Я распаковал свой чемодан и аккуратно разложил вещи по полкам в шкафу. Куртку и зонт повесил на вешалку у входа. Чемодан я осторожно задвинул под кровать, чтобы освободить пространство.

После того, как вещи были разложены, я решил немного прогуляться по отелю.

Спустившись вниз, я обнаружил небольшую библиотеку с уютными креслами и камином. В воздухе витал запах старых книг и дерева. Хозяйка отеля сидела за стойкой регистрации, увлеченно читая книгу. Заметив меня, она подняла голову и приветливо улыбнулась.

«Как вам комната?» – спросила она. «Все ли устраивает?».

Я поблагодарил ее и сказал, что комната очень уютная. Мы немного поговорили о погоде, о городе и его окрестностях. Она рассказала, что здесь много красивых мест, которые стоит посетить, когда закончится дождь.

Я подошел к шкафу с книгами и выбрал роман Э. Хемингуэя «Прощай, оружие!», раскрыв его на первой странице, погрузился в чтение.

Строки романа, словно старые друзья, встретили меня знакомым теплом. Хемингуэй, как всегда, был сдержан и лаконичен, но за этой внешней простотой чувствовалась глубокая, почти осязаемая боль. История Фредерика Генри, американского добровольца в итальянской армии во время Первой мировой войны, затягивала меня в свой водоворот страстей и разочарований.