Последний день Вечности - страница 3

Шрифт
Интервал


Вселенной
смерти…

Факел!

Заблаговременное чудо
даровано сияньем Солнца,
всех тромбоцитов на оконце
взмах веры выведет из блуда!
Взрастая у подножий смуты,
вникая в жуть булатных распрей…
А души нам не склеит пластырь,
и пастырь не сорвёт с нас путы…
Факелоносцы фараонов
вскрывают новые догматы…
Бьют в барабаны дипломаты,
не замечая камертонов…
Прости меня!
За что?
Не знаю!
Хоть и в содеянном я нем…
Я в несодеянном ругаю
Себя,
не зная перед кем.

Кольцо нибелунгов

В ночь,
пролетая над кукушкиным гнездом,
ответят залпом вышкари на верхотуре!
Взываю!
Пусть сильнее грянет буря!
Паря свободно с утренней звездой!
Табак, пот и шаги – девиз спартанцев!
Но руки связаны веревкой бельевой.
Черпнешь землицы пригоршни сырой,
Всем дождевым червям оставив шансы.
Рандомный метод!
Браво, Урфин Джюс!
Ты выходил не далее палаты!
Отважны и храбры твои солдаты!
Из дерева они,
и в этом главный плюс!
Глупец,
смотрю я на тебя из глины!
Возненавидишь ты меня на раз!
От зеркала подставка осталась лишь у нас!
И это стало нашей вешалкой отныне!

Бетельгейзе

Быть отрешенным от всего и рвать связующие нити…
А в зале кто-то крикнул: «Повторите!»,
но в сердце не осталось ничего!
Повсюду смехоплач, агоний стоны,
дворец покинул главный лицедей…
Был
подведен итог чужих идей
Под никотином, въевшимся в нейроны.
Скорблю я по зачаткам психофазы, мне нужен доктор!
Где ты, Авиценна?
Найти бы хоть звено сей панацеи
И умереть от томного экстаза.
Минимизировать все черствые субъекты!
Твердят мне филиппинские повстанцы.
Я гири привяжу к ногам всех самозванцев!
Жаль, я всего лишь пешка данной ленты.

Поезд

Не умолчи с немою правдой
о вредоносных эскулапах,
их зрак зарыт когтистой лапой,
взахлеб за выгодной наградой!
Лишь человек прямоходящий,
в цепях, читая свои мантры,
как неразумный питекантроп.
Ложится блажь под меч разящий!
И на мели, и в полноводье ты укрепляй свои редуты!
Они, быть может, неуютны,
но уникальны в своем роде!
Меня уносят вдаль драконы!
Я – машинист у них на крыльях!
Но поезд наш презренен пылью
Монументально и сурово…

Арена!

Иглоукалыванием в сердце
пронзи же плоть ее незримо.
Вознесся вихрь неумолимо!
Позволь же страннику согреться
Там, на краю песка арены,
сжимая лезвие ладонью,
испил он океаны боли,
обрушил Колизея стены!
Но переспели гроздья гнева,
Клинок давно пылится в ножнах.
А ты ничком на смертном ложе
ждешь искупления у неба.