Его глаза ещё раз бегло прошлись по ней, сощурившись.
– Ты в порядке? – ещё раз спросил он, но на этот раз в его голосе прозвучала странная настойчивость.
– Я в порядке, – повторила она инстинктивно, даже не успев подумать над значением этих слов.
Тишина холодным объятием обхватывала её, заставляла дрожать, пылать и биться в конвульсиях напуганное сердце – она чувствовала, что ещё немного, и ей придётся разреветься.
– Хорошо, – наконец сказал он и поклонился ей. – Тогда до встречи.
Она догнала его, не успел он пройти и десяти шагов. Она знала, что не выживет в этом пространстве.
Теперь у неё тоже было такое ощущение.
Коридор не менялся, ни один поворот не заставлял её свернуть, ни одно движение остановиться. Он шёл вперёд в каком-то затянувшемся безумии, и она уже не была уверена, существовало ли это пространство на самом деле.
Изредка попадались раскиданные по полу яблоки, словно кто-то быстро нёс их через коридор.
«Моя матушка их обожает. Однако эти… Думаю, они отравлены, – прекрасные глаза беззаботно блеснули, остановив её жаждущую руку прямо перед замершим плодом, свисающим со слабой ветви яблони.
– Что? Почему? Я и раньше спокойно их ела.
– Здесь много пыли, – он зачем-то постучал ногой по застывшему в дремоте камню, после чего драматично вздохнул. – Вероятно, ты умрёшь.
И прежде, чем она успела ответить, быстро сказал, улыбаясь:
– Шучу. Уровень грязи действительно неприятен, но это не должно волновать ни тебя, ни меня, – он сорвал яблоко и укусил его, после чего осторожно взял её за плечи, встав сзади, и указал вперёд, на увязшую в безмолвном обмороке улицу. Все деревянные глаза однотонных домов были закрыты в слепой усталости, и бедная, измученная, истоптанная сотнями ног дорога оставалась наедине с тягучим и удушающим воздухом этого места. Тусклое, мрачное создание, на долгие века по своей воле остающееся в этом вневременном положении. Она уже хотела отвернуться в внезапной волне неприязни, но её остановил его голос:
– Посмотри, – прошептал он ей над ухом, слегка хрустя сладким ароматом яблока. – Я так устал от этого города днём. Он слишком… Шумный. Цветистый. Крикливый. А сейчас… Я словно помещён в небесные покои. И, честно, я бы хотел жить здесь вечно»
В дрожащих от бунтующего с той стороны войска света окнах практически ничего не было видно. Лишь ослепляющее, без спроса вламывающееся в личное пространство существо.