Западня, или Как убить Ахилла - страница 2

В городе постоянные концерты, как мировых знаменитостей, так и никому неизвестных артистов, рок-групп, комедиантов, в городе всегда что-то происходит, он засыпает только на несколько коротких часов среди недели, а в выходные и вовсе не спит.

Сексуальная жизнь города тоже связана с университетом, студенческие общежития города неутомимо, из года в год, генерируют свободную сексуальную энергию, которая выплескивается на весь город, заряжая электризующей силой творчества, созидательности и продуктивности его жителей. В университете же периодически возникают сексуальные атмосферные завихрения в виде скандалов и слухов

Часть текста удалена по требованию редакции

делает драму неожиданным, захватывающим, и никогда не прекращающимся действием.

Люди, ходящие по улицам города, в основном студенты, в меньшей степени преподаватели, носят в своих карманах и головах разные рецепты, как спасти и улучшить весь мир, но из города, обнесенного горами, как редкие книги из библиотеки, нельзя выносить эти рецепты наружу, и поэтому безнадежно больной мир мается там, за горами, и ждет своих спасителей, а спасители мира, уверенные, что это только вопрос скорого времени, ломают голову, в какой бар пойти сегодня вечером и как организовать все оставшиеся выходные, чтобы успеть везде и быть готовым к понедельнику.

Жизнь в университетском городе, особенно если ты работаешь в университете, не имеешь семьи и здоров, несмотря на каждодневную нервозность и лихорадочную сиюминутную хаотичность, кажется, зависла во времени и не меняется. Каждую осень толпы спасителей мира заполняют аудитории, холлы, общежития университета, волны людей прокатываются по улицам города, как стихийное бедствие, а к лету все пустеет и оголяется, как океанский берег во время отлива. Наступает обманчивое затишье. А потом опять приходит осень, и все начинается сначала; и в этом повторяющемся цикле движение времени совсем незаметно, кажется, что оно попало в западню и с нескончаемой энергией равномерно движется по кругу.

Моя машина проезжает по набережной озера, поворачивает налево и поднимается в гору по центральной улице городка и потом опять поворачивает налево на главную аллею университета. Здесь, в самом старинном здании университета, чья центральная башня красуется на эмблеме учебного заведения, основанного в восемнадцатом веке, находится кафедра классической литературы, в которой я числюсь профессором и специализируюсь на литературе античной Греции. Я подъезжаю к парковке со шлагбаумом, магнитной карточкой отрываю въезд и тихо подкатываюсь к своему месту, парковка, расположенная за учебным корпусом, – привилегия, и я с удовольствием пользуюсь этой привилегией. Припарковав машину, я не иду через парадный вход с широкой, словно русло реки, монументальной мраморной лестницей со сточенными от течения времени ступеньками и дубовыми, отполированными множеством ладоней, перилами, которая величавой спиралью поднимается от первого до последнего третьего этажа, а ныряю в едва заметную боковую пожарную дверь с торца здания и по полутемной, такой же старинной, лестнице поднимаюсь на свой третий этаж. У меня есть своей отдельный, хотя и совсем крошечный, кабинет с окном, что тоже привилегия, большинство кабинетов без окон, хотя и значительно больше по размеру. Мое окно – это не просто окно, это отметка, по которой я могу узнать свой кабинет с улицы, моя личная отметина на фасаде старинного здания, оно будет хранить память обо мне, когда меня уже не будет в университете, и люди, работавшие со мной, позабудут меня, это окно будет меня помнить своей, закрытой ото всех, метафизической памятью, как оно хранит память о людях, смотревших через его стекло до меня. В рамы этого старинного окна вместе с маленькими стеклянными квадратиками вставлены фрагменты ушедших эпох, через которые прошел университет, и через них преломляется не только свет, но и вся теперешняя действительность. Взгляд, направленный наружу с потоком света и сознания, цепляется мыслями и ассоциациями за квадратную деревянную решетку окна и обретает новое направление движения и новую форму. Это окно помогает мне писать статьи, готовить лекции, семинары, в нем есть мистический заряд энергии. Я научился распознавать его снаружи в ряде окон третьего этажа правого крыла здания, если стоять лицом к парадному входу. Когда смотришь в окно из кабинета, то кажется, что смотришь на улицу из самого центра здания, которое очень легко может быть определено извне, потому что весь мир вокруг заглядывает в это окно, он симметрично располагается по отношению к просвету окна, создавая определенную классическую гармонию пространства во внешнем мире: деревья аллеи, здания университета на другой стороне аллеи, прогуливающиеся люди и проезжающие машины, – все проникает в кабинет через окно, как через объектив фотоаппарата. Но когда смотришь на здание снаружи, то удивленно обнаруживаешь безымянность окна. Пытаясь найти его, сужаешь зону поиска, отбрасываешь крайности, и вот остается четыре окна, каждое из которых могло бы быть моим, но трудно сказать с абсолютной уверенностью, которое из них. Мне пришлось прикреплять бумажную снежинку к стеклу, чтобы можно было распознать окно снизу снаружи, в конце концов я научился узнавать его на фасаде здания без снежинки: по ориентирам на крыше и на земле. Само окно было старинное, выложенное из маленьких стеклянных квадратиков, сделанное по образцу корабельных окон, которые люди используют также на океанском побережье, – это окна, которые, когда открываются, не распахиваются ставнями наружу, а нижняя часть окна поднимается, как по рельсам, вверх, так сильный морской ветер не может их повредить. Океана поблизости нет, но университет строили выходцы из Англии, и они делали это так, как было принято дома.