Города не засыпают никогда,
Города живут и ночью, как и днём,
И когда бессильем светится луна,
Их глаза искрят искусственным огнём.
Они пьют, кричат и нарезают хлеб,
Они лгут и тянут за руку в постель.
И уют им создаёт фантомный свет,
Они ждут, когда придет и к ним апрель.
Там сосед соседом проклят и распят.
Кто не слеп, там у дверных зрачков стоят.
И эстет, там не ложится голым спать —
И во сне, он знает, все за ним следят.
Операционный стол, чья трезвость, холодность рассудка
По робкой, трепетной спине
Погладит. Станет весело и жутко
Мне.
И болью будет вновь награда за боль и за больные сны,
И за тревоги в тесноте.
Нож перочинный снова вскроет раны
Мне.
И всё ж припадку ликованья я придаю себя всего,
И радуюсь взахлёб тебе,
Спокойный скальпель, вот твоё признанье
Мне…
Днём любовь похмельем мучается вновь,
Время снов придёт – и снова в кабаки;
Здесь любовь найдёт на эту ночь любовь —
Двух тех вдов разлучит утро для тоски.
И дождём в канавы смоет их следы;
Ни о ком не будет плакать этот дождь.
Под окном заснут усталые бомжи,
И тем сном уснёт и шлакоблочный бомж…
Города не засыпают никогда,
Города живут и ночью, как и днём,
И когда бессильем светится луна,
Их глаза искрят искусственным огнём.
Операционный стол, чья трезвость, холодность рассудка
По робкой, трепетной спине
Погладит. Станет весело и жутко
Мне.
И болью будет вновь награда за боль и за больные сны,
И за тревоги в тесноте.
Нож перочинный снова вскроет раны
Мне.
И всё ж припадку ликованья я придаю себя всего,
И радуюсь взахлёб тебе,
Спокойный скальпель, вот твоё признанье
Мне…