Папа наивно ждал, что мы вот-вот начнём творить разнузданные непотребства, так что с пылом злой ищейки иногда наведывался к нам, окидывал тяжёлым взглядом, мол, боитесь? Бойтесь! И каменной поступью военного спускался обратно в квартиру, не ленясь ради этой инспекции преодолевать девять этажей. Бессмысленной инспекции! Мы, четырнадцатилетние Дафнис и Хлоя, были весьма не против хотя бы малюсенького кусочка непотребств, но мы не знали – как. Во время отцовских проповедей у меня чесался язык поинтересоваться: расскажи хотя бы, как и что именно надо делать, чтобы я этого честно-честно не делала!
Вредных советов никто не давал, поэтому мы просто продолжали вечерние бдения. Даже за руки не решались подержаться, только рассматривали лица друг друга часами – сначала на оранжевом свету заката, потом в сумерках, потом в темноте. Он крутил в руках зажигалку, я перекатывала по пальцам монетку – тогда я твёрдо вознамерилась ловко, как атаманша из «Бременских музыкантов», научиться пускать её бегать по костяшкам.
Нулевой этаж всё замедлял, делал тягучим, нарушал естественный ход событий любой любви, и вскоре назрела мысль о том, что надо выйти наружу. Мы не могли уйти и не могли найти повода, расставляли бесконечные крючки, пока один из них – «всегда хотела расплющить монетку о рельсы, положить под поезд» – не вытянул нас, застенчивых рыб, из воды и не бросил на берег.
Песчаный пляж шёл параллельно моей девятиэтажке, между ними темнел сосновый бор. Мы было сунулись туда по инерции, завидев место ещё более тихое и медитативное, где можно снова месяцами не держаться за руки, но, наученные опытом, свернули в сторону города. Там, за мостом и домом культуры, в стихийном лесу грелись под голубым небом железнодорожные пути.
Поезда там наблюдались редко, шпалы поросли травой и проржавели. Мы сошлись на том, что это, скорее, железнодорожная лесная тропинка. Вокруг замерли деревья, потому что была весна; дубы затаили дыхание перед скорым июнем. В кармане у меня лежала одна копейка – из символических соображений, первая любовь, цифра один, – и парочка рублёвых.
Состав мы высматривали на плотном канате переплетённых над путями труб, забравшись туда по дребезжащей лестнице. Вдалеке были видны и дома, и сверкающее море, и белёсое, по-летнему душное солнце. От чёрной косухи Рыжего пахло нагретой кожей, рука обвивала мою талию, не касаясь, так что получалось невидимое, фантомное объятие, а если я поворачивала голову, то перед моими глазами маячил нервно подрагивающий кадык.