Народ на берегу замер и стал внимательно наблюдать, как лошадь, задрав голову кверху и вращая налитыми кровью безумными глазами, из последних сил бьет передними ногами по воде, погружаясь все глубже. Даже те, кто переходили брод, остановились на середине холодной реки и в напряжении ждали, чем все это закончится.
Через минуту все стихло. Движение на переправе возобновилось. Телеги, переваливаясь с боку на бок, так же лениво колтыхались по колдобинам, а народ, перепрыгивая с камня на камень, торопился перейти ледяную реку. Мужик, продолжая стоять на коленях, ругал судьбу и вопрошал Господа Бога, за что тот его так сильно покарал. Промокший люд, ежась от холода, пробегал мимо, не проявляя ни малейшего сочувствия к его несчастью.
Глава пятая.
Помяс Офонасий
Недалеко от переправы на живописном холме правого берега реки среди дымных лачуг и могучих ясеней возвышался добротный, в два жилья, обнесенный высоким дубовым частоколом сруб. Это был постоялый двор, в котором нередко останавливались посланники южных государств, дьяки, подьячие и толмачи Посольского приказа, а также находили отдых дети боярские, купцы, стрельцы, посадские люди и даже простые тяглые крестьяне. Туда же устремлялись и промокшие до последней нитки паломники, чтобы обогреться, обсушиться и утолить голод чем бог пошлет. Наши путники тоже решили остановиться на постоялом дворе, надеясь на ночлег и сытный обед. Проезжая мимо несчастного мужика, рыдающего на земле, Петр дал знак вознице остановиться. Соскочив с повозки, он подошел к бедняге.
– Эй, мужик, держи алтын. – Петр кинул монету на землю. – Лошадь, конечно, на него не купишь, но согреться и обсушиться на постоялом дворе можно. А то, не ровен час, заболеешь. Что в телеге-то было? – просто так поинтересовался Петр. – Рухлядишка, что ли, какая?
Мужик подобрал монету и, зажав ее в кулаке, всхлипывая, проговорил:
– Мешки со сбором были. Вез их в Москву в Аптекарский приказ, как ягодную повинность, да и поделки разные… Думал, сдам в приказ, вернусь, успею вспахать свою десятину… Верну лошадку Севелию Богданычу, нашему местному воеводе. Я ведь ее с отдачей брал. Внучку свою Настеньку по долговой грамотке у него за лошадь оставил. Эх! – Он вздохнул, закрыл локтем лицо и беззвучно зарыдал.
Петр от удивления открыл глаза: