«Господи! – подумал он. – Степь и тот же кустарник… Какое-то наваждение».
– Где мы? – ни к кому не обращаясь, спросил Петр.
– Ой, дьяче, далече! – воскликнул улыбаясь возница. – Ну, ты и спишь, богатырь! Почитай, верст двести продрых, не меньше! Видать, хорошо тебя умотало… – И он на радостях дважды оходил крупы обоих меринов.
– Ты так метался и размахивал руками во сне, думали, уж не родимчик ли у тебя случился, – проговорил Готфрид. – Стали тебя будить, а тут как раз и застава.
– Сколько же я проспал?
– Да почти сразу заснул, как только Лебедянскую развилку проехали, – сказал Готфрид.
Петр рассказал про сон.
– Теперь мы далеко, можешь успокоиться. Здесь он нас уже не достанет.
Петр откинул край рогожки и посмотрел на дорогу:
– Что это? Откуда столько стрельцов? Да все с саблями и при пищалях. Куда они идут?
Глава четвертая.
Переправа
Действительно, примерно полсотни верховых стрельцов в малиновых и зеленых кафтанах во главе с пятидесятником, шумно перекликаясь, беспорядочной толпой двигались по тракту в сторону Москвы. Некоторые из них размахивали саблями и бердышами, другие же, зарядив пищали, с оглушительным грохотом стреляли вверх, выкрикивая при этом: «Вот так мы будем разговаривать с этими изменщиками!»
– Филипп говорит, что это московские стрельцы из Белгородского разряда. Идут мстить за своих товарищей, которых на Красной площади тогда посекли… Помнишь, ты сам рассказывал?
– Еще бы не помнить. Было страшно!
– Так что, мой друг, похоже, в Москве новый бунт намечается, – сказал Готфрид. – Это подтверждение того, что, даже если Языков останется у власти, то ему сначала нужно будет с ними справиться. А их видишь сколько? Да и с других уездов, наверное, тоже стрельцы к Москве подтягиваются. Вот и попробуй усмири их. Нет, не до тебя ему теперь.
– Где мы едем? – спросил Петр.
– Подъезжаем к Ливнам, – откликнулся Филипп. – Здесь заночуем, дадим отдых лошадям, а завтра уже будем на месте, в Верхососенске.
Петр обвел взглядом окрестности, дорогу и вдруг обратил внимание, что встречные ездоки и пеший люд почему-то все идут мокрые.
– Глянь, Готфрид, отчего народ-то весь мокрый? Дождя вроде как нет.
– Да бес их знает, – ответил тот. – Может, с реки? Река-то, вон она, за кустами течет.
– Так холодно же, – возразил Петр и поежился, показывая, что не хотел бы быть на их месте. – Может, спросить?