Пожалуй, Надежда смотрелась рядом с мужем моложе, хотя было всё наоборот: Александр был на два года младше. Высокая, с гордо поднятой головой, обрамлённой светлыми, с незаметной проседью, волосами, закрученными «шестимесячной» завивкой, с беломориной в углу рта, которую она выкуривала лишь на треть – переводила добро, как не зло упрекал муж.
Главное в жизни – юмор, – любила повторять Надежда Васильевна и терпеть не могла людей, лишённых способности его воспринимать. А сама вечно шутила, за что её одни обожали, другие опасались, не понимая смысла острот и подозревая насмешку в свой адрес. Она посещала клуб, не пропускала танцы и всяческие застолья с песнями, выпивкой, посиделками до утра, на которых она со своей гитарой была желанной гостьей.
Александр Михайлович был полной противоположностью супруге. Смуглый, чернявый, с густыми, нависшими бровями и глубоко посаженными карими глазами, он казался ниже её ростом из-за кряжистой фигуры и вечно больной спины, предметом сокрушения и забот.
Когда-то он влюбился страстно и бездумно в эту искрящуюся шутками, независимую, белокурую женщину, так проникновенно выводящую под гитарные переборы «На тот большак…», песню их молодости. И с того момента, как заколдованный, потащился за ней, бросив семью, квартиру, насиженное место сторожа автобазы.
Из Ленинграда они добровольно уехали под Лугу, на «сто первый километр», в деревню Ольховка, где специалистам давали хорошее жильё. И хотя никакими специалистами в сельском хозяйстве они не были, сразу устроились: Надежда, как грамотная горожанка, в детский сад завхозом, Александр – сторожем на звероферму, где выращивали норок и черно-бурых лисиц.
Дети их росли на стороне: Лёша с матерью и отчимом жил в Великих Луках, а Маргарита – с бабушкой в Ленинграде. На каникулы дочь всегда приезжала в Ольховку, а вот Алёша бывал редко, после школы вроде как от рук отбился и даже срок получил. В общем, пропал из виду.
Супруги уже привыкли жить вдвоём, и тут вдруг такая неожиданность. Когда Надежда сообразила и побежала к Петру Мироновичу, надзирающему за всем женским населением в радиусе тридцати километров, тот на просьбу «как бы поскорее решить… куда ей в сорок два года…» замотал головой:
– Поздно, мамочка, спохватилась – это он всех так мамочками называл, хоть молодых, хоть девчонок, – их же там у тебя двое!