У них с Галиной были разные цели: одна хотела сделать по возможности невидимыми все рвущиеся на свободу формы, а Катерина гордо являла миру свое единственное богатство. Кстати говоря, она едва доходила Гале до плеча и поговаривали, что вся злость и крикливость маленькой женщины имеет только одну цель: заставить воспринимать себя всерьез.
Екатерина открывала дверь с трудом, замок ей сопротивлялся, ключ с неохотой проворачивался, она толкала, пинала, дергала дверную ручку, пока наконец не понимала, что замок готов подчиниться. Потом женщина с досадой хлопала дверью, но делала это уже войдя внутрь. Уже в тепле, уже в своем отделении. Она шла, стуча каблучками, раздувая ноздри, вертя головой, подозрительно нюхая, втягивая в себя все запахи. Она не выносила любое проявление нечистоты и отчаянно с этим боролась, непримиримо воспринимала всех курящих, как среди постояльцев, так и среди персонала, и относилась к ним как к личным врагам. Надежда Павловна, всегда стремившаяся принимать на работу персонал с человеческим лицом, с Екатериной беседовала не раз, требовала мягкости, но все же ее терпела, ценя профессионализм и ее организаторские способности. Потом Екатерина направлялась, как всегда, в кабинет выпить кофе, чтобы восстановить сбившийся ритм своего долгого утра. После осенней темноты яркий свет поначалу слепил, но постепенно непроглядная муть отходила, и Екатерина думала о том, какой же ей предстоит длинный и трудный день до возвращения домой. Выражение «работа – мой второй дом» она не любила, потому что это не могло быть правдой. Работа – это и есть работа, а дом – это место, где тебе по-настоящему хорошо. В случае с Екатериной добавлялся еще один важный факт: дом – это там, где ты снимаешь лифчик, стираешь макияж, лишаешься всей отпугивающей брони и становишься настоящей.
Сегодня был определенно Галин день. Замки не гремели, раздраженно не хлопала дверь. Большая женщина мягко плыла по длинному коридору, и всем от этого было хорошо.
Была середина февраля. Холодный, суровый зимний день самого трудного времени года – так всегда считала Клара. Осень она встречала с радостью. Ожидание карнавала ярких листьев смешивалось с предстоящим Новым годом. Не того, которого ждут все остальные, а ее собственного, втайне отмечаемого еще мамой. Потом, конечно, долгие прогулки по остывающей земле, готовящейся к зимней спячке, наслаждение от запаха влажных и преющих листьев и рано темнеющего по вечерам неба. Ей всегда нравилось наблюдать, как очищается небосклон после опадания листьев. Если поднять голову вверх и день ото дня усаживаться на одной и той же скамье городского парка, можно заметить, как редеют столетние деревья, на глазах превращая серое полотно в изящное кружево, в черно-серый графический рисунок, выписанный тонким пером невидимого художника. Осень приносила восхищение и букеты из желто-красной листвы, которые оставляли ребятишки на деревянных, умытых росой лавочках.