Понурые мы разобрали окуски и взяли несколько пачек чая. В комнате решено было вскипятить воду и заварить чифиря. Заварки для него не пожалели. Чифиря хватило всем. Голод утих и вместо него пришла отчаянная веселость.
– Хватит так жить! – Закричал кто-то. – Надоел этот интернат!
– Разнесем его в прах! – Раздались голоса в поддержку.
В ответ раздался восторженный крик:
– Разнесем!
Трудно вспомнить, кто первым выломил из печурки кирпич и запустил им в висящее на стене зеркало, которое ответило веселым звоном разбитого стекла. И этот звон прозвучал, словно призыв к погрому. Воспитанники интерната ответили могучим ревом, от которого затряслись окна. Бросились разбирать спинки кроватей, превращая их в металлические трости. Толпа выломилась в коридор. Первыми наше внимание привлекли огнетушители, висящие по стенам.
– Громи! – Неслось по этажам и лестницам. Огнетушители были сорваны и под восторженный рев погромщиков пущены в дело. Мы расписали пенными струями стены и потолки, металлическими прутами начали громить все, что попадало на глаза. Розетки, плафоны, столы, тумбочки, стулья…
Вокруг интерната бегали и директор, и воспитатели, вызванные ночной. Потом подъехала милиция, пожарные, но попасть внутрь интерната они не могли.
Мы бушевали больше часа. Наконец, когда бить было уже не чего, пошли в сушильную комнату, где на нарах при самодельных свечах, электропроводка была нарушена, стали распевать ставшую гимном песенку:
«Мы не сеем и не пашем,
А валяем дурака…»
Потом мы писали жалобу в райисполком:
«Мы, ученики, проживающие в интернате, протестуем….»
И далее следовали подписи…
Девчонки не принимали участие в нашем бунте. Они сидели тихо в своих комнатах-казармах и тряслись от страха. Под утро, когда мы вповалку уснули на нарах сушилки, они разобрали баррикаду у дверей и впустили администрацию. Тут нас и взяли вместе с неотправленным в райисполком письмом.
Через неделю вышел приказ директора об исключении из интерната семерых воспитанников, подписи которых были первыми под письмом в райисполком. Моя подпись была восьмой.
…Учитель вошел в класс, поставил на стол старый потертый портфель, извлек из него журнал, ручку, большой круглый будильник. Учитель был не молод, когда-то он был на войне, и у него были серьезные ранения. Кроме того, у него был большой живот, что, впрочем, не мешало ему гоняться по коридорам за нарушителями дисциплины.