В конце концов, он не выдержал и шагнул ко мне ближе. Остановился, замерев в одном движении, а затем дождался, когда я взгляну на него. В сгущающихся сумерках вечера его глаза будто потемнели. Вечерело и в них.
Когда ему оказалось достаточно, он напряженно наклонился ко мне, к моим губам. Я не пошевелилась. Он и так уже всё понимал, потому легонько коснулся губами моей щеки. Специально ли – сказать трудно. Но затем он выпрямился. И мы еще долго молчали, не в силах поднять эту тему.
– Ты его любишь? – Измученный этой нависшей над нами тишиной, наконец, спросил меня Сонар.
Это было нечестно обижать его после того, как я сама пошла к нему навстречу. Я сама хотела сближения, забыться, утонуть, унестись. Кто же знал, что Даэль?..
– Я не знаю, – ответила честно, но это всё равно было больно слышать.
Сонар отстранялся от меня всё дальше, а я так этого не хотела. Но в одно и то же время я не могла этому помешать. Не потому, что способа нет. Потому что…
– Прости меня, – извинилась, зная, что ничьей вины в данном вопросе нет. – Мы… были близки в Академии. Но он предал меня. Как… мне тогда казалось. Я сбежала во Дворец, уверенная, что всё закончилось, и мы больше не встретимся. Но потом… потом я стала думать: а действительно ли это предательство? Да, он действовал без моего ведома, но в конечном итоге я осталась в выигрыше.
– Что он сделал? – Голос Сонара был пронизан непреднамеренной болью.
– Это… неважно, – придавая голосу легкости, чтобы Сонар поверил, покачала головой. – Просто… так случилось. Когда я окончательно перестала его ненавидеть, он вернулся. Приехал. А когда я смирилась с тем, что он рядом, он…
– …сделал свой ход, – Сонар понимал гораздо больше.
К счастью или сожалению – выбор не из простых.
– Я не хотела этого, – будто снова извинялась, а Сонар взглянул на меня слишком прямо.
– Чего ты хочешь сейчас? – Спросил он.
Водоворотом внутри пронеслись эмоции, я сделала глубокий вздох. Нужно было осознать происходящее, но…
– Я хочу разобраться во всём как следует, – осторожно произнесла я, опасаясь его реакции.
Любой другой бы взорвался и разразился тирадой, возмущением, заставил меня ответить что-то еще. Мы бы поругались и дело с концом.
Но Сонар был не таким. Меня пугало его слишком долгое молчание. Он был слишком умен, чтобы предпринимать необдуманные действия. Но… что в действительности здесь можно предпринять?